Дела семейные

Мистри Рохинтон

— Класс, давайте подсоединим!

Чем скорее, тем лучше — босс окончательно растает от счастья и проявит щедрость при обсуждении условий.

Капур достал принесенную из дому женину корзинку со швейными принадлежностями, выудил из нее шпульку нейлоновых ниток и примерил, на какой высоте подвесить лампочку.

— Я подвешу со стремянки, — вызвался Йезад, — это дело деликатное: повесить слишком близко, бита разобьет лампочку, слишком далеко — не будет выглядеть реалистично.

Стоя на верхней ступеньке, Йезад опустил лампочку:

— Ну как?

— Чуть

пониже, — попросил Капур, — я хочу, чтобы удар шел как бы снизу вверх.

Йезад кивнул, и еще немного опустил лампочку.

— Так? У нашей витрины толпы будут стоять. Полицейского придется пригласить, чтобы сдерживал народ.

— Надеюсь. Чуть левее.

— И знаете, мистер Капур, вам стоит воспользоваться случаем и обратить внимание публики на ваше имя — скажем, сделать ленту на витрине с надписью: поздравления с праздником от Викрама Капура, владельца.

— Да нет, это уже дешевка.

Йезад попробовал все же навести разговор на интересующую его тему:

— Тогда предвыборный лозунг, что-нибудь типа: «Голос за Викрама Капура-это голос за Санта-Клауса». Или так: «Бей в точку — голосуй за Викрама Капура».

— Здорово придумано, Йезад, — усмехнулся Капур. — Но только выборов не будет.

Йезад расслышал нотку смущения в голосе босса. Он сдвинул нитку влево и вперед, следуя указаниям его руки.

— Как это не будет? Будут выборы.

— Не для меня. Похоже, я не выставляюсь.

Прозрачная нить выскользнула из пальцев Йезада. Лампочка ударилась о пол и разбилась.

— О нет! — вскрикнул Капур, отскакивая от осколков.

У Йезада дрожали руки, когда он спустился со стремянки, лепеча извинения. Собственный голос казался ему чужим.

— Почему нет, мистер Капур?

— Вы уронили мяч! Йезад, Йезад, Йезад!

— Ради Бога, простите меня, но почему…

— Теперь придется заказывать новый мяч! — он схватился за голову. — И уйдет на это дня четыре, не меньше!

— Вы не слушаете меня, Викрам. Я хочу понять, почему вы не выставляетесь.

Капур уставился на него, потом опять повернулся к витрине.

— Пять дней Санта-Клаус размахивал битой в воздухе, — стенал он. — Пять дней я дожидался этого мяча!

Йезад понимал, что ему надо взять себя в руки и, прежде всего, привести в чувство Капура.

— Может быть, временно использовать простую лампочку? — предложил он.

— Еще хуже получится, — пробормотал Капур, но, поразмыслив, согласился посмотреть, как это будет выглядеть.

Хусайна послали поискать лампочку в кладовой.

— Я не понимаю, — решился вернуться к теме Йезад. — У вас были такие планы, вы уже проделали подготовительную работу, говорили мне, что даже манифест написали — почему вы вдруг раздумали?

— По многим причинам. Все это… в общем, это слишком сложно. Я думаю, что нереально на что-то надеяться…

Он не закончил фразу и отвернулся, но Йезад видел растерянность на его лице, отраженном в витринном стекле.

— Слишком опасно. Жена мне правильно сказала: она сказала, что в наши дни выборы свелись к бандитским разборкам. По здравом рассуждении я не мог не согласиться с ней.

Потом она тревожится из-за моего давления.

Он крутил в руках патрон от лампы и будто подыскивал слова для продолжения, но тут появился Хусайн, волоча за собой метлу и размахивая 60-ваттной лампочкой.

— Вот, сахиб, нашел я другую лампочку!

Капур явно обрадовался помехе и сразу занялся витриной. Хусайн вымел осколки красного стекла, похожие на капли крови на полу, вытряс вату, мишуру и ветки падуба, из которых посыпались новые капельки. Когда уборка закончилась, Капур вкрутил лампочку и запустил мотор.

Бита опустилась, лампочка загорелась, бита взмыла вверх — лампочка погасла. Хусайн приветствовал каждый взмах биты как болельщик на трибуне стадиона Ванкхеде, желая добиться улыбки на лице хозяина. Но желтоватый свет обычной лампы сделал желтушным хозяйское настроение.

…Как мог Капур с такой небрежностью нанести ему этот удар, мучился Йезад. Жена, видите ли, сказала «нет»! Это что, объяснение?

Он целый день перебарывал в себе ощущение полной безысходности. Возмущался предательством Капура, пока до него не дошло, что ярость его иррациональна — Капур же ничего не знает о его затруднениях.

Вероятно, нужно исповедаться Капуру, объяснить, почему его отказ от участия в выборах оказался таким ударом для Йезада, все надежды возложившего на прибавку к жалованью. Придется спрятать гордость в карман и признаться, что нынешний заработок не дает ему свести концы с концами: двое детей, плата за обучение, цены растут из месяца в месяц… а тут еще и больной тесть, которого падчерица и пасынок выгнали из дому, а у них такая теснота, не на что покупать лекарства, тесть не поднимается с постели, судно воняет… отсюда ссоры с женой, но я обязан тестю, поскольку, когда мы поженились, он купил нам квартиру…

Йезад прижал руку ко лбу. Нет, слишком запутанная история. Как можно рассказывать о семейных дрязгах человеку, в общем-то совершенно постороннему, посвящать его в сугубо личные дела?

До конца дня он наблюдал за судорожными движениями артритных плеч Санта-Клауса. Время от времени моторчик барахлил — лампочка начинала мигать, а бита нервически подергиваться. Будто Санта-Клаус страдает паркинсонизмом, подумал он.

Хусайн бросался за мистером Капуром, а тот бросался переключать моторчик. Убедившись, что все в порядке, Капур ловко салютовал и возвращался к письменному столу. Бита возобновляла равномерное движение.

Стробоскопические вспышки гипнотизировали Йезада. Он чувствовал, что цепенеет, как витринные олени, как застывший вратарь, вечно готовый отсечь капитана Клауса и рявкнуть: «Ну как?» — невидимому судье.

Но ничего не происходило. И чем дольше Йезад глазел на идиотское зрелище, тем глубже погружался он в депрессию. Ни в чем не было смысла.

Вдруг его собственная жизнь представилась ему такой же скудной и бессмысленной, как жизнь несчастной Вили — путь от прелестной девчурки в розовом платьице, сфотографированной в день рождения, когда ее глаза сияли непорочной надеждой, до женщины, которой она теперь стала…