Делай со мной что захочешь
Шрифт:
— Поздравляю, — сказал Сэйдофф. — Мы сейчас поможем вам отпраздновать победу. Это что-то такое, о чем мы могли слышать?
— Большого шума этот процесс тут не наделал, — сказал Хоу.
— Еще как наделал-то, — возразил Поттер. — Был целый очерк в последней воскресной газете. Неужели не помните? На улице подобрали мужчину — он упал с двенадцатого этажа, и вину за это попытались взвалить на жену и ее приятеля. Но, как выяснилось, они ту+ были ни при чем. Речь идет о Карле Годдсмите, торговце пшеницей.
— Голдсмит — да, да, я читал, — возбужденно воскликнул Сэйдофф. — Значит, вы выиграли это дело, мистер Хоу? Их оправдали?
— Моей клиенткой была миссис Голдсмит, и
— Голдсмита нашли на улице мертвым, да, я читал, — повторил Сэйдофф. — Следователь заявил, что он был пьян, он весь расшибся — м-да, наверно, было сплошное месиво. Но вы выиграли дело и его жену оправдали, а?
И она все получит? Там ведь, кажется, речь идет о полисе в миллион долларов? Значит, она получит страховку, да?
— Так ведь обычно и бывает, когда умирает муж и после него остается страховка на имя жены, являющейся его наследницей, верно? — заметил Хоу.
— А сколько же денег по этой страховке она получит на руки? — весело осведомился Сэйдофф. — Я читал, там полис в миллион долларов!
Хоу промолчал. Он подозвал официанта и что-то заказал, не обращая внимания на Сэйдоффа, который, перегнувшись через столик, словно это была пропасть, трясся и раскачивался. Элина увидела в зеркале, как он вытер нос, а затем лицо его вдруг помрачнело от прихлынувшей тоски. Другой юрист, Поттер, ловко переменил тему, и они заговорили о последних случаях убийств в городе, о целой серии убийств, последовавших одно за другим из-за того, что торговец наркотиками залез на чужую территорию, — тринадцать убийств — «и это только начало, вендетта набирает силу, она разрастается, как население земного шара по теории Мальтуса», — сказал Поттер.
Элина перестала слушать, но голоса продолжали звенеть у нее в голове. Она попыталась услышать биение своего сердца, почувствовать его ритм.
Немного спустя Сэйдофф перестал дуться на то, что ему не ответили, и уже снова смеялся громче всех. Он все притыкался к Элине. В какой-то момент, как бы невзначай, он положил руку на спинку черного кожаного диванчика, на котором они сидели. Ардис же разговаривала с мужчинами, задавала вопросы, стряхивая пепел сигареты в пепельницу, сделанную из верблюжьего копыта, вычищенного, продезинфицированного и поставленного на службу человеку. Оно было не маленькое.
Затем разговор, видимо, перешел на что-то другое, стал менее громким. Элина подняла взгляд и увидела, что Марвин Хоу широко улыбается чему-то, что говорит Ардис. А она, должно быть, рассказывала что-то забавное про Элину, потому что в конце рассказа Ардис стиснула руку Элины и близко придвинула к ней лицо — совсем как если бы они снимались для телевидения. — …но мы не приняли предложения, несмотря на все деньги. Я не считаю, что Калифорния подходящее место — я имею в виду для такой девушки, как моя дочь. Там такой разврат.
Мужчины согласились. Они открыто, с любопытством смотрели на Элину. Но смотрели как на вещь, словно ее самой тут и не было; это не выглядело грубо.
— Женщины, снимающиеся в кино, приобретают известную жесткость, — задумчиво произнес Хоу. — Я имею в виду чисто физическую — жесткость в лице, в глазах. Этакое расчетливое выражение. Мне кажется, это потому, что жизнь их движется ускоренным темпом — как кинокадры: сколько жизней им приходится прожить, сколько создать образов. Было бы жаль, если бы ваша дочь стала такой.
— Да, жаль: Элина ведь такая мягкая, — сказала Ардис. — Конкуренция уничтожила бы ее. Она просто не годится для конкуренции. До их пор я ее от всего оберегала…
Элина слабо улыбалась. Право же, все это ее не касалось. Она не была смущена. Мысленно она решила побывать во всех комнатах, где когда-либо спала, она медленно шла по комнатам, подходила к постели, на минуту ложилась и смотрела в потолок — вечно этот потолок… Начала она с той комнаты, где жила сейчас, и пошла назад, медленно назад. Она не спешила. Но новая комната уже внедрялась в ее сознание, и она не противилась — она вступала в эту новую комнату радостно, как бы глядя на себя со стороны, — просто входила в новую комнату. С другим потолком. Потом вдруг над ней оказалось сразу три потолка. Она бы испугалась, будь она одна, но, когда вокруг столько народу и все говорят, улыбаются, она не может показать своей тревоги, и она продолжала сидеть, растянув губы в улыбке. Она была в безопасности.
Разговор теперь снова шел о сент-луисском деле: свидетель от обвинения оказался полицейским свидетелем, которому заплатили за то, чтобы он выступил. Однако Хоу трудно было вывести его на чистую воду, потому что человек был из другого штата; держался он как наивный мальчишка и понравился присяжным, пока Хоу не удалось все-таки его сломить… Все снова поздравили Хоу с успехом. Тут Сэйдофф начал в юмористических тонах рассказывать о своих бедах. Все смеялись. Оказывается, несколько месяцев тому назад мадам Троттье, жена французского консула, вошла в клуб прямо сквозь стеклянную дверь, хотя на стекле был нарисован золотой лист («Мне что же, надо было написать на ней: «Дверь. Осторожно — дверь»?» — воскликнул Сэйдофф.), и так сильно порезалась, что ей наложили двадцать пять швов. Она подала в суд иск на сорок тысяч долларов на клуб «Пирамида», следовательно, на Сэйдоффа и его партнера.
— Внешность ее от этих швов только выиграла, так что не мы ей, а она должна нам платить, — заметил Сэйдофф.
Потом он рассказал, как всего неделю тому назад два клиента под утро стали одновременно выезжать со стоянки и вдрызг разбили друг другу машины. Оба подали в суд на клуб, потому что на стоянке, в самой глубине, потух один из прожекторов. Но Сэйдофф и его партнер — с помощью мистера Поттера — сами возбудили иск против строительной фирмы, которая никак толком не достроит одно крыло клуба, а теперь президент этой фирмы выступил против них с контробвинением в клевете. В прошлом году клуб затеял довольно сложный процесс против знаменитого комика, который, заключив контракт на неделю, хлопнул дверью после второго вечера: он заявил, что детройтские зрители слишком много пьют, чтобы оценить его юмор, а потому он не будет выступать; владелец клуба, партнер мистера Сэйдоффа, подал на комика в суд за нарушение контракта, а комик и его агент в свою очередь подали на него в суд за то, что он не выполнил условий этого контракта, где было специально оговорено, что комику будет предоставлена уборная определенных размеров… только вот строители не достроили ее.
— Говорят, что он коротает свой век на какой-то оздоровительной ферме в Калифорнии, но мне его не жаль, — объявил Сэйдофф. — Я никогда не был поклонником его юмора. Надеюсь, что он застрахован.
Хоу рассмеялся — словно эта фраза удивила его, поразила. Он допил свое вино. Элина заметила, что он пьет быстро, точно хочет поскорее освободить бокал.
— Это такая честь — познакомиться с вами лично, мистер Хоу, — сказал Сэйдофф. — Я еще ни разу не был знаком с гением. А все, кого я знаю, говорят, что вы гений, но я вовсе не хочу вас смущать. Я, знаете ли, люблю, чтобы люди отдыхали и чувствовали себя здесь в своей тарелке, чтобы они в любое время могли приходить сюда инкогнито. Однако, когда я прикончу свою жену, я надеюсь, вы будете моим защитником, — сказал он, заливаясь смехом.