Дельце на двоих
Шрифт:
Жираф? Ромео задумался. Жираф, Жираф… Если речь шла о том, о ком, он подумал, то дело принимало еще более странный оборот. В Питере было не так много Жирафов, которые были бы ему известны; собственно, был только один Жираф, и встреча с ним не предвещала ничего хорошего. Появилась мысль: уж лучше бы меня забрали менты… Встречаться с местными бандитами почему-то не хотелось. Даже с тем, кто снискал себе славу большого ценителя искусства, знатока классической литературы и вообще – человека интеллигентного. Имелись, правда, сведения, что прежде чем выбиться в высшие сферы питерского света, Жираф успел изрядно выкупаться в крови, но очень не любил, когда ему об этом напоминали. Ему нравилось, чтобы окружающие считали его натурой ранимой, возвышенной, ратующей за возрождение духовности, и время от времени он давал повод для появления новых слухов на эту тему. То картину принесет в дар местному музею (речь, конечно, шла не о современной мазне, а о вещах несравненно более ценных), то возьмет шефство над какой-нибудь издыхающей библиотекой, то ссудит деньги на строительство новой церкви, то организует ночлежку для бездомных… Естественно, в основном все это было обыкновенное очковтирательство, и после большой газетной шумихи все эти начинания сходили на нет: библиотеки опять начинало колотить в агонии, ночлежки закрывались, новая церковь не поднималась ввысь ни на метр, а дар музею оказывался вдруг не таким уж бесценным. Но все это обнаруживало уже после прекращения шумихи, и слухи о филантропстве Жирафа не переставали циркулировать. Правда, об источниках его богатства почему-то умалчивалось…
– Что могло понадобиться от меня Жирафу?
Спрашивая это, Ромео ни к кому не обращался, просто разговаривал сам с собой, но вопрос был произнесен вслух, и в ответ послышался короткий смешок.
– Скоро узнаешь, придурок. Жираф сам тебе все объяснит. Мы уже почти приехали…
Едва прозвучали эти слова, как джип, не снижая скорости, с визгом свернул в тесный дворик и остановился под огромными окнами старинного серого дома. Ромео вытолкнули из машины, двое схватили его под руки и поволокли к подъезду. Ромео даже и не пытался сопротивляться. Бессмысленность таких попыток была абсолютно ясна.
Его легко заволокли на второй этаж и поставили перед высокими, едва ли не в два человеческих роста дверями. Нажали на звонок и дали затрещину.
– Стой смирно. И постарайся быть вежливым, если не хочешь, чтобы тебе попортили внешность…
Громила справа оправил на себе пиджак.
– Попудри носик, – посоветовал Ромео.
Ему снова дали затрещину, но тут же торопливо поправили растрепавшуюся прическу, и двери перед ними плавно раскрылись. Толчок в спину заставил его быстро переступить через порог, и Ромео едва не уткнулся лицом в живот огромного парня в портупее. От парня пахло потом и пивом. Ромео с ужасом задрал голову.
– Ты не Жираф, – сказал он, пораженный этими размерами. – Жираф не может быть таким… таким крупным…
Но затевать с ним разговор никто не стал. Человек- гора просто взял его сзади за шею и поволок в глубь квартиры. Забросил в комнату, а сам остановился на пороге, скрестив на груди руки. Теперь о том, чтобы выбраться отсюда, не имея гранатомета, не могло быть и речи.
Затем Ромео услышал ехидный смешок.
– Рад познакомиться с тобой, Ромео. Наслышан о твоих подвигах, наслышан. Даже обидно как-то, что ты редко посещаешь наш прекрасный город…
– «Колыбель трех революций», – подсказал Ромео, все еще не видя своего собеседника.
– Да, – согласился с ним голос, – именно «колыбель», а ты так редко у нас бываешь. А мне бы очень хотелось познакомиться с тобой поближе. По-мужски, по-деловому, с бутылочкой, с закусочкой, за интеллигентным разговором…
– А баня? – спросил Ромео.
– Что – баня?
– Баня будет?
– Этого обещать не могу. Со временем, видишь ли, напряженка, да и врачи не рекомендуют. А разговор у меня срочный, и не хотелось бы, чтобы в самый ответственный момент меня хватил инфаркт.
– Сердце? – понимающе спросил Ромео.
– Сосуды, – уточнил голос. – Неприятное заболевание. В твоем возрасте этого не понять, ты, наверное, до сих пор считаешь, что сосуды – это вместилище для спиртного… Впрочем, к делу это не относится. Перейдем к существу, а потому присаживайся за стол. Видишь стол?
Ромео кивнул. Стол стоял прямо посреди комнаты и был сервирован к ужину. Приборов было на две персоны. Под сферическими серебряными крышками, в которых слепяще отражался свет четырех изящных бра на стенах, наверняка находились изысканные кушанья. Отказаться отведать их было бы верхом глупости. Ромео решил не глупить (тем более почувствовал вдруг, что в самом деле очень голоден), подошел к столу, выдвинул стул, оказавшийся необычайно тяжелым, и сел. Покрутил по сторонам головой.
– Хозяин! – позвал он. – Может, ты присоединишься ко мне? А то неудобно как-то получается…
– Одну минуту, – сказал голос. – Я сейчас материализуюсь.
– А где ты? – поинтересовался Ромео.
– В комнате наверху, – сухо ответил голос. – Я говорю с тобой по интеркому.
– А-а-а… – протянул Ромео. – Я так и думал.
Через минуту дверь в комнату открылась, человек- гора у входа почтительно потеснился, и перед Ромео предстал невысокий сухощавый человек лет шестидесяти. Был он седой, но без лысины, с высоким лбом, испещренным мелкими морщинками, и с впалыми щеками, тоже морщинистыми. Шея у человека была тонкая и очень длинная, кадык угрожающе торчал, а кожа на лице была покрыта крупными кривыми пятнами светло-коричневого цвета.
«Жираф, – догадался Ромео. – Длинношеее… Ше- е-е-е. Вот уж воистину…»
Приветливо улыбаясь, человек подошел к столу и сел на стул напротив Ромео. Хозяйски провел рукой над столом: «Начнем, пожалуй». И тут же поднял один из серебряных колпаков.
– Филе судака в кляре, – представил он. – Приготовлено таким образом, что холестерин отсутствует полностью. Можешь мне верить, я сам это готовил. Хобби. Попробуй.
Ромео попробовал, сказал «у-у-у» и, запив вином из пузатого бокала, показал Жирафу большой палец. Продолжая улыбаться, Жираф кивнул: «Я знаю…»
– Самое главное, – сказал он, приступая к трапезе, – разделить филе на кусочки. Тут ошибаться нельзя – если куски получатся слишком большими, то количество кляра окажется недостаточным, чтобы поддерживать оригинальный вкус, а если куски получатся слишком маленькими, то рыба может усохнуть. Этого допустить нельзя.
– Надо же, – сказал Ромео. – Я и не знал.
Несколько минут они молча ели, пили вино, а Жираф время от времени приподнимал очередной колпак и указывал Ромео на новое блюдо, приговаривая: «А сейчас попробуй вот это… Рис с моим фирменным соусом. Многие хвалят. Только запивать его надо другим вином… Пожалуйста, передай мне во-он ту бутылочку…»
Наевшись, Ромео вытер пальцы бумажной салфеткой, бросил ее в пустую тарелку и отодвинул тарелку от себя. Облегченно вздохнув, погладил живот.
– Божественно, – сказал он. – Вот уж не думал, что мне так сегодня повезет.
– Теперь самое время выкурить по сигарете, – сказал Жираф, – но, к сожалению, я лишен этого удовольствия. Врачи запретили. А значит, можно перейти прямо к делу.
Он повернулся к человеку-горе.
– Валя, скажи ребятам, чтобы приготовились подробно рассказать мне об этом бандите, – он мотнул головой на Ромео.