Шрифт:
ДЕЛЬЦЫ
1
— Мне не терпится познакомиться с этой Люси Дюпрэ, — сказал Реджи Манн.
— Кто вам о ней говорил? — спросил Аллан Монтегю.
— Олли рассказывает о ней всем и каждому. Звучит нечто поистине удивительное, но боюсь — он преувеличивает.
— Похоже, все склонны преувеличивать, когда речь заходит
— Не скрою, она меня интересует, — ответил Реджи.
Аллан Монтегю посмотрел на него и улыбнулся.
Реджи не проявил заметного интереса к этому разговору. Он зашел, чтобы сопровождать Алису в церковь, был одет с иголочки и надушен; в петлице у него красовалась великолепная красная орхидея. Монтегю, откинувшись в кожаном кресле, наблюдал за ним и улыбался при мысли, что Реджи смотрит на Люси, как на редкий цветок, которым он мог бы привлекать к себе внимание на Авеню.
— Она высокая или небольшого роста? — спросил Реджи.
— Примерно вашего, — ответил Монтегю (Реджи был невысок).
В этот момент вошла Алиса в новом весеннем костюме. Реджи вскочил и поклонился со свойственной ему экспансивностью.
— Вы ее тоже знаете? — спросил он Алису.
— Кого? Люси? Еще бы, мы учились в одной школе.
— Плантация судьи Дюпрэ находилась рядом с нашей. Мы вместе выросли, добавил Монтегю.
— Не было дня, чтобы мы с ней не виделись. Но, знаете, в семнадцать лет она вышла замуж за человека намного старше.
— С тех пор мы больше ее не встречали, — добавил Монтегю. — Она жила в Новом Орлеане.
— Так ей сейчас всего двадцать два года! — воскликнул Реджи. Опытность вдовы и прелесть инженю! — И всплеснул руками, выражая полный восторг. — Она богата?
— В достаточной мере для Нового Орлеана, а вот для Нью-Йорка, — не знаю.
— Деньги всегда найдутся, — задумчиво проговорил Реджи.
Он увел Алису в церковь, оставив Монтегю во власти воспоминаний о Люси Дюпрэ.
Монтегю влюблялся в Люси раз шесть; началось это, когда она была еще сущим младенцем, и продолжалось с перерывами вплоть до ее свадьбы. У Люси была красота креолки, черные, как смоль, волосы и прекрасный цвет лица. Аллана всюду преследовал ее облик: чистые и подвижные черты лица, на котором печаль и улыбка исчезали и появлялись, как легкие облака на апрельском небе.
Люси была миниатюрным созданием, но энергия так и била в ней ключом. Она сразу же наполнила жизнью осиротевший дом, и все вокруг поддались ее очарованию. Аллан вспомнил, как однажды, войдя в этот дом, он застал угрюмого, почтенного главного судью штата, ползающим на четвереньках с Люси на спине.
Все говорили, что рождена она стать актрисой. Когда Люси было не более четырех лет, она, лежа в постели, вместо того, чтобы спать, сочиняла страшные истории; доводя себя до слез. Как-то она добралась до сундуков, в которых хранились старые наряды ее матери, оставшиеся с тех времен, когда та еще блистала в обществе. С тех пор Люси увлеклась живыми картинами, спектаклями и поражала всех, выступая то в роли восточной принцессы, то царицы ночи.
Мать Люси умерла, когда она была еще совсем маленькой, и росла девочка лишь в обществе своего отца. Судья Дюпрэ был одним из самых богатых людей в округе и ничего не жалел для дочери.
Однажды Люси исчезла, и с тех пор Монтегю ее не видел. Он знал, что она переехала в Новый Орлеан, и до него дошли слухи, что ее муж оказался мотом и негодяем. Не прошло и года после замужества Люси, как Монтегю узнал, что ее супруг погиб в автомобильной катастрофе.
Он больше ничего не слышал о семье Дюпрэ до того момента, когда ему стало известно о смерти судьи. А примерно с неделю назад брат Аллана, Оливер Монтегю, получил от Люси письмо, в котором она сообщала, что едет в Нью-Йорк, и может быть, останется в нем навсегда, просила встретить ее на вокзале и снять номер в каком-нибудь отеле.
Монтегю задавал себе вопрос, как выглядит она теперь. Изменили ли Люси пять лет страданий и жизненного опыта, сохранила ли она свою восторженность, не иссякла ли ее жизнерадостность. Ему трудно было представить себе Люси серьезной. Аллан опасался, что она теперь уже совсем не та, какой ему сохранила память. Сможет ли она восстановить над ним свою прежнюю власть очарования, если учесть его теперешний опыт?
Его размышления прервал Оливер: он пришел спросить Монтегю, не хочет ли брат встретить Люси.
— Эти поезда с юга всегда запаздывают, — сказал он. — Я велел слуге отправиться на вокзал и позвонить мне.
— Ты взял на себя заботу о ней, ты ее и встречай! — ответил Монтегю. Скажи ей, что я приду вечером.
И вот вечером, когда он явился в роскошный отель, в котором когда-то жил сам по рекомендации Оливера, перед ним предстала Люси.
Она нисколечко не изменилась. Он сразу заметил это: та же жизнерадостность, та же живость и та же красота, сводившая мужчин с ума. На лице ни тени озабоченности — она была подобна чудесному распустившемуся цветку. Люси встала и протянула к нему руки.
— Аллан! — воскликнула она. — Аллан! Как я рада вас видеть! — И, взяв его руки в свои, стояла и не сводила с него взгляда. — Боже, какой вы стали большой и какой серьезный! Разве он не великолепен, Олли?
Оливер молча наблюдал эту сцену. Он сухо улыбнулся.
— На мой взгляд, степенности в нем больше, чем следует, этого у него хоть отбавляй, — проговорил он.
— Боже! Как прекрасно, что я вижу вас опять. Сядем и поговорим обо всем не спеша. Сразу столько всего вспоминается, и о многом хочется спросить. Сколько воспоминаний нахлынуло на меня! Целой ночи не хватит расспросить вас.
Люси носила траур по отцу, но она ухитрилась сделать так, что костюм служил рамкой, подчеркивающей ее красоту. Она казалась рубином, пламенеющим на фоне черного бархата.
— Ну, рассказывайте, как вы тут жили? Какие произошли события? Как поживает ваша мама?
— По-прежнему. Она ждет вас к себе завтра утром, — ответил Аллан.
— Приду. Это будет моим первым выходом. А няня Люси! Как она?
— Хорошо, — ответил он. — Она тоже с нетерпением ждет вас.
— Скажите ей, что я приду. Мне хочется увидеть няню Люси больше, чем Бруклинский мост!