Delirium/Делириум
Шрифт:
В доме жарче обычного: меня встречает тяжёлая, влажная стена горячего воздуха. Наверно, Кэрол готовит обед. Пахнет жареным мясом и специями; в смеси с обычными летними запахами пота и плесени аромат сбивает с ног. В последние несколько недель мы обедаем снаружи, на веранде: истекающий водой салат с макаронами, холодные закуски и сэндвичи из дядиного магазина.
Кэрол выглядывает из кухни, когда я прохожу мимо по коридору. Она раскраснелась, лицо блестит от пота. Под мышками, на голубой блузке, тоже большие тёмные пятна.
— Шевелись, переоденься, —
Я совершенно забыла, что сестра с мужем придут на обед. Обычно я вижусь с Рейчел раза четыре, самое большее пять в год. Когда я была помладше, особенно в первое время после того, как сестра выехала из тётушкиного дома, я завела привычку считать дни до её прихода. Думаю, я тогда не совсем понимала, что такое Процедура, и что она значила для неё... для меня... для всех нас. Я знала лишь, что таким образом Рейчел спасли от Томаса и от Болезни, но на этом мои знания кончались. Да если бы и знала больше — что бы это изменило? Мне казалось, что когда она придёт, всё снова станет как раньше, и мы натянем носки, чтобы устроить танцы, или она посадит меня к себе на колени и начнёт заплетать мои волосы в косички, рассказывая одну из своих историй о тридевятом царстве и о колдуньях, умеющих превращаться в разных зверей.
Но она, войдя в дверь, лишь провела рукой по моей голове, и вежливо похлопала, когда Кэрол заставила меня продекламировать ей таблицу умножения.
— Она теперь взрослая, — так Кэрол ответила на мой вопрос, почему Рейчел больше не хочет играть со мной. — Однажды ты тоже вырастешь, тогда поймёшь.
После этого я перестала обращать внимание на появляющуюся время от времени заметку на кухонном календаре: «Придёт Р.»
За обедом главная тема беседы — Брайан Шарфф. Муж Рейчел, Дэвид, работает с другом двоюродного брата Брайана, что автоматически делает Дэвида экспертом в семейных делах Шарффов. Другая тема — Региональный колледж Портленда, где я осенью начинаю учёбу. Впервые в своей жизни я окажусь в одном классе с представителями противоположного пола, но Рейчел успокаивает: волноваться не о чем.
— Ты даже не заметишь, — говорит она. — Будешь слишком занята работой и учёбой.
— К тому же, там будут надзиратели, — добавляет тётя Кэрол. — Да и у всех студентов вправлены мозги.
Это код для: «Все студенты исцелены».
Я думаю об Алексе, и мне чудом удаётся не сболтнуть: «Не все».
Обед затягивается далеко за девять — времени наступления запретного часа. Когда мы с тётей убираем со стола, уже почти одиннадцать, а Рейчел с мужем и не собираются уходить. Вот, точно, ещё одно, чего я жду с нетерпением: через тридцать шесть дней я могу навсегда забыть о комендантском часе для Неисцелённых.
После обеда Дэвид с дядей уходят на веранду покурить. Дэвид захватил с собой сигары — дешёвые, конечно, но всё же! — и запах, сладкий, острый и только совсем немного маслянистый — вплывает в окна, переплетается с их голосами, наполняет дом голубым дымком. Рейчел и тётя Кэрол сидят в столовой, попивают кофе — жиденький, цвета воды, остающейся в раковине после мытья посуды. Сверху доносится топоток: Дженни сейчас примется доставать Грейс, пока не надоест, после чего заползёт в постель, унылая и недовольная, и, убаюканная монотонностью очередного дня, наконец, уснёт.
Я мою посуду — её гораздо больше, чем обычно, поскольку Кэрол настояла
— РЕЙД, РЕЙД. ЭТО РЕЙД. ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ И НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ОКАЗАТЬ СОПРОТИВЛЕНИЕ...
Громовой голос, внезапно донёсшийся снаружи, заставляет меня подскочить на месте. Рейчел с Кэрол перестают болтать и прислушиваются к доносящемуся с улицы шуму. Дэвида и дяди Уильяма тоже не слышно. Даже Дженни и Грейс прекратили валять дурака наверху.
На улице бедлам. Звук сотен и сотен ботинок, топочущих в отдалении, и этот ужасный голос, усиленный рупором: «ЭТО РЕЙД. ВНИМАНИЕ, ЭТО РЕЙД. ПРИГОТОВЬТЕ ВАШИ УДОСТОВЕРЕНИЯ...»
Ночь, когда идёт рейд. На ум мгновенно приходит Ханна. Вечеринка. Комната начинает кружиться. Я хватаюсь за кухонный стол, пытаясь устоять на ногах.
— Вот странно, опять рейд, — слышу я голос Кэрол из столовой. — Предыдущий был, кажется, всего каких-то несколько месяцев назад.
— Да, восемнадцатого февраля, — подтверждает Рейчел. — Я точно помню. Нам всем пришлось выйти на улицу, даже детям. В ту ночь были какие-то проблемы с ЕСП. Мы стояли полчаса по колено в снегу, пока они нас проверяли. Эндрю после этого заболел воспалением лёгких и мучился две недели.
Она рассказывает эту историю, словно ничего особенного, так, как если бы бедняге Эндрю ботинок не на ту ногу надели.
— Да что ты. Проверка длилась так долго? — Кэрол прихлёбывает кофе.
Голоса, топот, разряды помех в рациях приближаются. Рейдерные группы движутся, как единое тело — от дома к дому, иногда врываясь во все дома на улице подряд, иногда пропуская целые кварталы, а иногда проверяя через одного. Как повезёт. Всё дело случая. Или, по крайней мере, должно выглядеть делом случая. Некоторые дома почему-то становятся целью набегов чаще других.
Но даже если твой дом и не значится в списке особо подозреваемых, ты всё равно можешь оказаться по пояс в снегу, и стоять там часами, вроде Рейчел и её семьи, пока регуляторы и полиция проверяют, тот ли ты, за кого себя выдаёшь. Или — что ещё хуже — пока рейдеры обшаривают твой дом, ломая стены в погоне за признаками «подозрительной деятельности». В ночи, когда силовики производят рейды, законы, охраняющие частную собственность, отменяются. Да и все остальные законы тоже.
Все мы слышали рассказы, от которых волосы встают дыбом: о том, как беременных раздевали догола и ощупывали перед всеми присутствующими, о том, как людей сажали в тюрьму на два, а то и три года лишь за косой взгляд в сторону полисмена или за попытку помешать регулятору войти в какую-то определённую комнату.