Delirium tremens
Шрифт:
И что это такое – галлюцинация?
Почему в отравленном, задыхающемся, умирающем мозгу разных людей возникают одинаковые видения? И видения ли это? Каков их механизм! Откуда такая повторяемость? Может, дело не в подсознании? – Зобин посмотрел на Владимира Григорьевича. Тот отвел взгляд. Разговаривать на эту тему шефу было не комильфо. Михаил Дмитриевич повернулся к нему спиной. Лицом к распахнутому окну. Вдохнул полной грудью, – Не в подсознании, а в восприятии.
– Разве, в данном случае – это не одно и то же? – Мартыненко стало стыдно, что он отвернулся от друга и он решил поддержать разговор.
– Когда я говорил о том, что эти два мира почти
– Как? – Мартыненко не мог смириться с абсурдностью ситуации, – Как это вообще можно доказать?!
– Необходимо обеспечить максимально одинаковую расстройку нескольких максимально одинаковых «контуров». И если после этого их обладатели, то есть несколько участников экспериментальной группы одновременно увидят одно и то же, что мы должны будем понять из коллективного общения членов группы между собой, а еще лучше с субъектами искомого параллельного мира, и что зафиксируем средствами аудио-визуального контроля – это будет означать, что перед нами, не галлюцинация, то есть нарушение психической мозговой деятельности отдельного индивидуума, а одна, и однозначно воспринимаемая несколькими наблюдателями, объективная реальность.
– Это будет означать массовую галлюцинацию, – Мартыненко неожиданно успокоился, – А пить по расписанию они будут, чтобы состояние «контуров» расстраивалось максимально синхронизировано?
– Ну, да. Поэтому участники эксперимента подобраны предельно близкими по параметрам. Они должны подойти к моменту… «контакта» в максимально синхронизированном состоянии.
– А зачем ее так много? Я водку имел ввиду.
– Для того, чтобы обеспечить минимальный разброс, доходить до этого состояния придется малыми дозами, долго и постепенно. Избегая банального и быстрого отравления алкоголем. В оборудованном месте. Под присмотром врача. С усиленным питанием. С охраной, подготовленной выполнить функции санитаров. Я тоже подготовился теоретически, но все это надо организовать. Поэтому мне нужна твоя помощь.
– Ну и фантазер же ты, Миша! Твою бы энергию, да в мирное русло, – Владимир Григорьевич похлопал Зобина по плечу, – Только ничего у тебя не выйдет. А если – вдруг! – выйдет, и всей этой компании померещится одно и то же, ничего не доказывает. Начал за здравие, а кончил… вообще непонятно чем. Где логика? Как это связано?
– Ты прав. Прямой связи никакой, – Михаил Дмитриевич шумно вздохнул, – Она лишь неясно прослеживается в длинной цепочке моих умозаключений. Только, если я докажу, что этот параллельный мир существует, все, вышеизложенное мною в рамках единой концепции, верно. Я искренне верю в это… Царствие небесное.
– Царствие небесное с чертями? Ты ничего не перепутал?
– Нет. Я говорю не о месте, а о реальности, в которой наличие одних, лишь доказывает присутствие других, – голос Зобина дрогнул. Последовала пауза. Опять стало слышно, как тикают старые напольные часы в кабинете Владимира Григорьевича Мартыненко.
– Ладно. Черт с тобой! Я обещаю подумать. Дай мне три дня. Это… мероприятие настолько сумасшедшее, что я не могу дать ответ сразу.
– Спасибо! – Зобин так бурно и по-детски обрадовался, что Мартыненко пришлось его осадить:
– Тихо, тихо! Я еще не дал согласия, и подумать обещаю только после того, как ты ответишь на пару вопросов.
– Каких? – Михаил Дмитриевич готов был отвечать на любые.
– Во-первых, зачем тебе это нужно? – сосредоточенно прищурился Мартыненко, перелистывая страницы заявки.
– Мне показалось, я объяснил. Понимаешь, концепция лишена постулатов и объясняет в своих рамках проблемы, поставившие официальную науку в тупик. Ты прав, почва для эксперимента сомнительная, но я руководствовался идеей, что если обнаружится самое спорное и ненадежное звено, это не только подтвердит прочность всей цепи… – стремительно затарахтел Зобин.
– Стоп! – Мартыненко поднял ладонь, – Стоп! Не надо мне объяснять, почему ты собираешься проводить этот… этот… – он так и не решился произнести слово «эксперимент», – это мероприятие. Я все понял! Я прошу объяснить, зачем тебе это нужно? Зачем губить свою репутацию и тратить время и деньги? Уйму времени и прорву денег! На столь сомнительное и бесперспективное мероприятие, если все рациональные зерна, что ты мне тут набросал, можно оформить отдельно и бесплатно! Мероприятие опасное, при любых стечениях обстоятельств! Зачем так рисковать?! Зачем связывать с креационизмом Теорию Всего? Тебя же засмеют! От тебя отвернутся! Зачем приплетать религию в гипотезу, якобы объясняющую наличие и строение темной материи? Зачем пытаться примирить физиков и попов?! Зачем доказывать существование Бога?! – Владимир Григорьевич, на одном дыхании дойдя до апогея своей тирады, вынужденно остановился, глотнул воздуха и продолжил уже спокойнее, – Только на основании одной фразы, якобы записанной евангелистом якобы проповеди Христа? Не слишком ли много допущений, чтобы делать такие глобальные выводы? Ты меня удивляешь.
– Не одной, – Зобин, на удивление, спокойно, даже как-то вяло, среагировал на эскападу шефа, – «Все существа, все создания, все творения пребывают друг в друге и друг с другом; и они снова разрешатся в их собственном корне. Ведь природа материи разрешается в том, что составляет ее единственную природу…»
– «Природа материи разрешается в том, что составляет ее единственную природу»? Что это? Снова цитата? И откуда ты ее взял?
– Это слова Иисуса Христа.
– Что-то я не припомню у него такого изречения! Если бы оно принадлежало ему, такое эффектное выражение просто затаскали бы по углам!
– Тем не менее, – Зобин казался спокоен и внутренне собран, – это слова Иисуса Христа из Евангелия Марии Магдалины. Можешь найти и прочитать.
– И ты полагаешь, что говоря о единственной природе материи, он имел ввиду ее электромагнитную природу? – в голосе Мартыненко прозвучала некрасивая издевка.
– Я полагаю, что многое из того, что он говорил, до нас так и не дошло. И не только потому, что не сохранились рукописи. Многое просто не было понято. Люди, как правило, способны ретранслировать лишь то, что доступно их пониманию.