Делирий
Шрифт:
— Какой ещё корень? — не понял Михеев.
— По ощущениям сенсов, это колодец или шахта, уходящая от объекта на глубину до километра.
— Интересный компот. Папе докладывал?
— Докладывал Войновичу. — Афанасий не стал продолжать, так как кроме собственного официального начальства докладывал о работе группы ещё и координатору «Триэн».
— Узнаете, что ещё — сообщи. А список прибывающих гостей я тебе пришлю.
Действительно, через десять минут молодой человек сурового вида принёс Вьюгину
весточку от полковника. Афанасий развернул листок и впился глазами в первые фамилии списка. Среди двух десятков имён и фамилий значилась и фамилия Фурсенюк.
— Министр, бля, — пробормотал он озабоченно. — Ему-то чего здесь делать?
Заворочался лежащий на койке Шаймиев.
— Кто приходил?
В каюте их поселили вдвоём, что в условиях перенаселённости судна можно было квалифицировать как аттракцион неслыханной щедрости. Экстрасенсов поселили в такой же
двухместной каюте впятером.
— Почтальон.
— Чего принёс?
— Список гостей будущей делегации. Знаешь, кто прилетит? Министр образования и науки.
— Только его здесь не хватало. И попа.
— Поп тоже собирается, глава Бурятской православной епархии игумен Питирим.
— Мёдом, что ли, здесь намазано?
— Город на дне притягивает лучше всякого мёда. Иди проведай ребят, скоро сеанс.
Шаймиев помял лицо ладонями, сполоснул, накинул куртку, вышел.
Афанасий набрал номер Олега Харитоновича.
— Всё правильно, — выслушал координатор сообщение. — Поступили данные, что Кочевник встречался со своим боссом.
— Рептилоидом?!
— С господином Калкамановым. Фирдоуси сегодня даёт концерт для местной элиты как дирижёр полкового оркестра. А раз он здесь, то они что-то задумали. Попытаемся их упредить.
— Значит, на дне учёные действительно обнаружили что-то очень важное.
— Надо думать.
— Я попросил помочь Рому Волкова.
— Он работает, не мешай ему. Лучше отвлеки на себя команду Кочевника. Понимаешь, о чём речь?
Афанасий поскрёб макушку.
— Мы и так тут притча во языцех.
— Тем лучше, пусть агенты Поводырей думают, что вы — главная мешающая им сила. Начните суетиться, подталкивать начальника экспедиции, теребить учёных, охранников, лезть к материалам экспедиции. Пусть все ополчатся на вас. Тогда и Кочевник не станет пристально вглядываться в окружающих. Но о безопасности не забывай.
— Понял, попробую.
В каюту заглянул Шаймиев.
— Мы готовы.
— Зайди, сядь.
Капитан сел на привинченную к борту койку.
Афанасий объяснил ему идею Малахова.
— Суету поднять несложно, — пожал плечами Шаймиев, — да только нас скоро попросят отсюда.
— Во-первых, мы тут на вполне законных основаниях, исследования сейчас курирует федеральный центр, да и Михеев в обиду не даст. Во-вторых, нам надо продержаться ровно до приезда министра Фурсенюка.
— Продержимся.
— Вот список делегации. Поговори с ребятами, пусть посмотрят каждого со своей точки зрения, они это умеют.
— Фотографии бы.
— Фотографий нет.
Шаймиев ушёл в соседнюю каюту, где расположились экстрасенсы.
Афанасий позвонил Шехерезаде. Над Байкалом висел спутник связи, что позволяло без
помех переговариваться не только с оперативниками вокруг озера, но и с Москвой.
Жена обрадовалась звонку, будто они не разговаривали год. А ему стало радостно на душе. Его ждали, его любили, и ради этого стоило жить.
— Будь осторожен, любимый, — донеслись последние слова Шехерезады.
— Буду, любовь моя! — пообещал Афанасий, представляя её в одном пеньюаре. Помотал головой, избавляясь от грёз. Работать, друг мой, работать! Мечтать будешь потом.
Он вышел на палубу, по-хозяйски огляделся.
Утро на Байкале в точке спуска подводных аппаратов выдалось по-летнему жарким, безветренным, что было не характерно для погоды конца августа в центре Сибири.
На водной глади изредка появлялись и исчезали мелкие морщинки, но поверхность озера на многие километры вокруг представляла собой зеркало, отражающее голубизну небес. Если бы не причина, загнавшая Афанасия на борт «Метрополии», он хорошо здесь отдохнул бы.
С кормы донеслись металлические удары, хор человеческих голосов: готовилось очередное погружение батиплана на дно озера.
Афанасий направился вдоль борта к корме и едва не столкнулся с Алеутом, который привёз группу на катере к базе подводников.
— Пардон. О, привет, Зиновий.
— И вам привет, — кивнул усач. — Как устроились?
— Отлично, никаких претензий.
Хотя претензии у Вьюгина имелись; к примеру, питалась группа по-прежнему своим сухим пайком вследствие перегруженности корабельной столовой, но говорить об этом человеку, далёкому от снабженческих забот, не имело смысла.
— Если что нужно, помогу, — сказал Зиновий. — Тут у нас демократия, — он с презрением сплюнул, — никто ни за что не отвечает. Людей поселят и забывают.
— Да уж, демократия — штука лукавая, — согласился Афанасий, вспоминая давний разговор с Олегом Харитоновичем.
— Демократия как разрушающий внутренние родовые связи фактор, — сказал как-то координатор, — впрыснута Поводырями во все страны. В России она тоже проникла во все социальные институты. Как только Поводыри включат спусковые механизмы «демократических реформ», мир начнёт сам себя дробить.
— Как Советский Союз? — спросил Афанасий.
— Советский Союз был их полигоном, на очереди Россия. Наше правительство тоже комплектуется демократическими методами, начисто исключающими попадание во власть людей выше определённого интеллектуального и духовного уровня. И процесс этот необратим.