Delivery Delays. Часть первая. Лесной десант
Шрифт:
И Владимир опять заснул.
Но теперь ему ничего не снилось.
Ближе к вечеру, когда он проснулся (ему захотелось в туалет, и он это успешно сделал), к нему неожиданно пришла Вера. Он ждал чего угодно, кого угодно, но только не Веру, и притом одну, без Маши.
– Ну, как ты? – спросила Вера и села к Вовке на кровать.
Владимир спросонья не очень понимал, как он.
И зачем здесь Вера без Маши?
– А где Маша? – задал он дурацкий вопрос.
– Что, очень соскучился? Видишь, нет Маши… не пришла Маша к тебе. Я теперь за Машу и за себя! Давай, ногу твою
И Вера, такая правильная Вера, бесцеремонно начала закатывать штанину Вовкиных брюк и, ещё более бесцеремонно, снимать бинты, которые наложила Марья Алексеевна.
– Вера, что ты делаешь, мне недавно бинтовали ногу, всё там было хорошо!
– Это, я смотрю, не моя работа! Что, докторша тебя так сильно перебинтовала? Так нельзя на ночь оставлять, очень сильно забинтовано, кровь к ноге не будет поступать, нарушится циркуляция, а это – гангрена, которую ты так боишься!
И Вера начала аккуратно перебинтовывать травмированную ногу и вдруг, стаскивает штаны с ног Владимира, нашёптывая «надо снять, надо снять, мешаются», а затем, когда штаны были стянуты с ног, упала грудью на ноги Владимира и начала целовать его повреждённую ногу в колено, выше колена, ещё выше.
Наш герой от этих действий просто опешил.
Он схватил голову возбуждённой женщины и прижал к себе.
Вера восприняла это, как знак к атаке. Она тяжело задышала, потом вожделенно зарычала и начала покусывать ногу нашему герою. Владимир почти лишился сознания, он ничего не понимал – то ли это сон, то ли явь.
А Вера так возбудилась, что почти вся легла на ноги Владимира, и с утробным стоном продолжала целовать, лизать тело героя.
Её правая рука схватила главное место Владимира и стала нежно сжимать, а потом он почувствовал её волосы, её губы обволокли его… и в это время рядом с сараем заурчал мотоцикл.
– Эй, Москва!.. Жив ты или помер?.. Давай, выходи, это к тебе Виктор Иванович приехал и привёз одного твоего бойца!
Вера, как кошка, стремительно кинулась к двери и закрыла засов, затем быстро поправила свою одежду, причёску, затем кинулась к Владимиру, поставила его на ноги и натянула на него штаны, а потом щёлкнула засовом и вышла к Виктору Ивановичу.
– Сам лесничий к нам пожаловал! – запела Вера, улыбаясь Виктору Ивановичу во весь рот. – Вот мы у него сейчас и спросим, по какому праву вырубается сосновый бор около дач от шоссе к Внукову?
Виктор Иванович недоумённо посмотрел на яркую, молодую женщину, вышедшую из сарая, потом на сарай и спросил:
– А где Владимир?
– Владимир лежит, мы его лечим, а вот почему сосновый лес вырубается, вы мне не ответили!
– Вы, собственно, кто, гражданочка?
– Я – медсестра по образованию, а по положению – зампредседателя правления дачного товарищества «Сосновка» и давно хотела с вами встретиться. Ну, как говорится, «на ловца и зверь бежит»! Будем знакомы – Герасимова Вера Ивановна!
– Дзюба, Виктор Иванович, – и лесничий смущённо протянул руку Вере.
– Так что же с сосновым бором?
В это время Владимир тоже вышел из сарая и увидел, как большой Виктор Иванович стоит около мотоцикла и как мальчишка оправдывается перед Верой. А в люльке сидит Ванька Петров и, разинув рот, смотрит на эту «камедь».
– Да, я тут ни при чём. Это «ЛЭП» тянут из Внуково в Семёновское. Говорят, там строят стратегический объект для Министерства обороны, ну, мои люди и участвуют в этом деле, просеку рубят, а как же, сверху сказали, а я – человек маленький, что велели, то и делаю. А так мне этот сосновый бор не меньше вашего жалко, мой дед после Гражданской войны в этом бору место для партийной элиты Советской России подыскивал, чтобы дачи строить…
Ванька уже вышел из люльки и приобнял Владимира, пока Виктор Иванович, размахивая руками, объяснял Вере обстоятельства вырубки соснового бора. Потом Виктор Иванович пригласил всех к столу и достал из той же люльки большую бутылку самогона, огромный кусок сала и жбан квашеной капусты.
– Капусточка-то, ядрёная, с хренком… с зимы осталась, последняя! – объяснил Виктор Иванович.
Он взял Веру под локоток и легонько подталкивал её, чтобы она приняла участие в «пиршестве».
Но Вера интеллигентно отказалась, сославшись, что у неё много дома дел: дети не кормлены, старики не присмотрены, да и как зампредседателя правления ей сегодня нужно выправить кое-какие документы.
Мужики, оставшиеся без женщин, как полагается, начали безмерно глушить самогон, материться, и нести всякую околесицу.
Особенно усердствовал Владимир.
Он махал самогон стакан за стаканом, радуясь, что приехал хоть Петров (теперь дело пойдёт и будет веселее). Он также радовался, что Виктор Иванович, да и Петров не застукали его с Верой в интересной позиции (а то Петров по всему институту разнёс бы эту информацию).
Он радовался, что Вера сама, понимаете, сама проявила инициативу, и что теперь, наверняка, её легко можно будет затащить в лес. Он радовался, что нога почти перестала болеть и опухоль спала, и вообще, он радовался жизни и понимал, что жизнь «классная штука», как ни крути!
Они пили, говорили о политике, ругались, опять пили, к полуночи Виктор Иванович завёл свой мотоцикл и поехал домой, к жене, объясняя, «что, можно, конечно, и до утра сидеть, потому что завтра у него выходной, но жена не поймёт и будет потом месяц дуться».
Владимир и Петров ещё немного поболтали и легли спать.
Только к середине следующего дня мужики проснулись, и Петров сразу начал говорить, «что пора на работу, что хватит спать, что жрать так алкоголь не годится».
– Мы приехали сюда денег заработать, а не отдыхать! Давай, вставай и пошли!
У Владимира, когда он встал на ноги, всё болело, как будто его всю ночь черти били деревянным мечом. К его удивлению, не болела только левая нога. Мужики попили чая с сухарями и конфетами, которые привёз Петров. Взяли топоры и тяжело пошли на работу.
Солнце стояло над головой, было жарко, и тут вдруг Петров предложил: «Давай, чтобы освежиться, поплаваем в озере!»
Подошли к озеру, разделись. Петров резко начал плавать, то «кролем», то «брасом», то на «спине», а Владимир посмотрел на свою перевязанную ногу и не стал плавать, только омыл лицо и руки.