Шрифт:
«Дружба – это любовь без крыльев»
(Дж. Гордон Байрон)
Часть 1
«Самое подлое преступление –
злоупотребление доверием друга».
(Г. Ибсен)
Она вошла в мою жизнь в седьмом классе. В сам этот класс она вошла парой дней раньше – худая, высокая для своего возраста и слишком яркая, что ли, как мне подумалось в первую секунду. Длинные черные ресницы, алые губы, чересчур загорелое для
Может, сейчас, десять лет спустя, я бы уже и не удивилась – сейчас чуть ли не каждая вторая девчонка старается выглядеть как взрослая женщина, – но для двенадцатилетней меня так сильно накрашенная не на праздник и не на карнавал ровесница была… ну, все равно что шестнадцатилетняя мать – случается, конечно, но дикость какая-то. Еще, наверное, дело было в особенностях нашей интеллигентной школы – в моем классе еще не красился никто, даже Ирка, у которой уже – обалдеть! – был парень.
– Знакомьтесь, это Анфиса, – произнесла наша классная руководительница. – Теперь она будет учиться с нами.
Анфиса?! Я в жизни не знала ни одной Анфисы. Разве что обезьянку из детской книжки.
Эта девица на обезьянку была не похожа. Пожалуй, ее можно было назвать красивой, и, судя по надменной улыбке, она это прекрасно знала. Оглядевшись, я с неудовольствием заметила, что Коля Гусев, по которому я тайком вздыхала уже год, уставился на новенькую не мигая, даже рот забыл закрыть.
– Садись, Анфиса, – проговорила наша классная, и девочка уверенным шагом направилась к свободному стулу за партой Коли.
И это при том, что после зимних каникул еще не все вернулись с отдыха, а несколько человек умудрились простудиться, так что пустых мест в классе было предостаточно – одно из них, кстати, было рядом со мной.
– Привет. – Она очаровательно улыбнулась, присаживаясь возле Коли.
– Угу, – выдавил он из себя, все еще не отрывая от нее взгляда.
Следующие два дня Анфиса сидела за его партой, а я старалась не смотреть в ее (в их) сторону. А потом она взяла и пересела ко мне – просто подошла перед уроком биологии, поставила сумку на мой стол и скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла:
– Я с тобой, хорошо?
«А если я отвечу «нет»?» – коварно метнулось у меня в голове, и я мысленно ухмыльнулась, представив, как сотру с ее лица эту самодовольную улыбочку. Но бунтарем я бывала только внутренне – реально же отказать кому-то было для меня тяжелейшим испытанием.
– Конечно, – отозвалась я.
Небрежный тон – все, на что я оказалась способна.
– Да ладно, не дуйся. – Анфиса внезапно приобняла меня за плечи, как старинную подругу, и я, не удержавшись, слегка поморщилась.
В то время я еще терпеть не могла тактильные контакты, особенно со случайными людьми – это потом, уже через несколько лет, я – думаю, в силу психологических причин – вдруг стала яростно обожать их, и по телу пробегали приятные мурашки, даже когда, взявшись за поручень в автобусе, я ненароком задевала чью-то руку.
– Я не дуюсь на тебя, с чего бы, – буркнула я.
– Ну да. Чтоб ты знала, сидеть с Гусевым – жесть! Он все время заглядывает в тетрадь через плечо – он что, ни по одному предмету у вас не успевает? А вчера от него вообще целый день жутко пахло луком! Так что мой тебе совет: найди объект для грез получше.
– О чем это ты? – чересчур, кажется, сильно изумилась я.
– Ладно, проехали, – махнула рукой Анфиса. – До конца перемены еще пять минут. Может, пройдемся по коридору?
– Ну давай, – пожала плечами я.
Простуда моего соседа по парте переросла в пневмонию, и весь следующий месяц мы с Анфисой беспрепятственно сидели вместе. Моя неприязненность к ней постепенно сменилась настороженностью, а затем – непреходящим интересом. Эта девчонка каждый день кощунственно расширяла границы моего сознания, делая то, чего я даже представить себе не могла.
Начну с того, что через полторы недели нашего общения она заявила:
– Теперь мы можем считаться подругами, так что называй меня Линой.
– Линой?! Почему? – вполне закономерно удивилась я.
– Я разрешаю друзьям называть себя настоящим именем.
– А разве твое настоящее имя не Анфиса?
– Ох, – закатила глаза она. – Ну, пока – да, Анфиса. Но как только мне исполнится восемнадцать, я сменю имя и стану Ангелиной! Мама говорит, это блажь и она никогда такого не позволит, но в восемнадцать-то лет я уже смогу делать все, что захочу! Ты только представь: все начнут называть меня Линой только через шесть лет, а ты – уже сейчас! Правда, здорово? Это как предсказать будущее!
После этого разговора я, ошеломленная новой для меня идеей присвоить чужое имя, некоторое время почти всерьез размышляла о том, чтобы тоже когда-нибудь поменять свое простенькое – Ольга – на более роскошное. Даже сборник имен полистала и как бы невзначай спросила маму, почему она не назвала меня Мирандолиной или Грациэллой. Та – чего и следовало ожидать – несколько секунд хохотала, а потом спросила, чем меня не устраивает мое имя. «Да вроде бы всем устраивает», – подумав, ответила я, но в этот же вечер выпалила Анфисе по телефону (привычка болтать друг с другом даже после школы начала формироваться уже тогда):
– Знаешь что, называй меня Златиславой!
– Как?! – подавилась от смеха Анфиса.
– Зла-ти-сла-вой! Золото и слава. Красиво же?
– Ты что, тоже решила сменить имя?!
– Не знаю, может быть…
– И как же тебя будут звать сокращенно? Златой?
– Нет, «Злата» мне не очень нравится.
– Тогда, может, Славой?
– Это же мужское имя! Более того, так звали паренька из нашего двора, который вечно кидался в меня снежками. Я так рада, что он наконец переехал…