Делла-Уэлла
Шрифт:
— Таира, не медли, — послышался сдавленный шепот принцессы.
Девушка подавила вздох — приключения, конечно, штука увлекательная, но где же место для личной жизни? И, пропустив вперед мону Сэниа, нырнула в глубину тихрианского корабля. Она услышала, как сзади туда запрыгнул Оцмар и уселся на пол, на какую-то хрустящую подстилку, даже не коснувшись края одежд своей деллы-уэллы. Коротко кинул:
— Кадьян, домой.
И — удар чудовищной перегрузки.
XIII. Пятилучье
— Шесть «же», — сказала Таира, выпрыгивая следом за Оцмаром из корабля и тыльной стороной ладони утирая кровь,
— Не ругайся, — шепнула за ее спиной мона Сэниа. — Ты во дворце.
Что они в настоящем дворце — вернее, на его террасе, было ясно с первого взгляда. Таира обернулась, чтобы удостовериться в невредимости принцессы, да, у той закалка была покрепче. А следом за ней на шероховатый плитняковый пол спрыгнул невысокий горбун с каким-то необычным лицом. Горб у него тоже был необыкновенный — не сзади, а спереди. И руки ниже колен.
Оцмар с низким поклоном обернулся к Таире и вдруг увидел кровь на ее лице. Не говоря ни слова, он шагнул к горбуну и изо всей силы ударил его ногой.
— Ты что?! — заорала Таира. — Он же меньше тебя! Никогда не смей так поступать при мне!
— Только за то, что он слышал, как ты сейчас говорила со мной, я должен был бы отрезать ему уши, — заметил Оцмар.
Горбун, отползавший в угол, замер, вжимаясь в пол.
— Свинские замашки, — пробормотала девушка. — Рабовладелец. Вели, чтобы мокрое полотенце принесли?
Вероятно, их подслушивали, потому что стоило князю хлопнуть в ладоши, как тут же примчалась какая-то серебристая гурия с влажным полотенцем. Таира одним концом вытерла кровь с лица, другим, присев над горбуном, смочила ему лоб. Теперь ей стало ясно, что ей показалось таким чудным — его прическа. Брови, зачесанные книзу, были подстрижены на уровне середины глаз, а волосы, спускавшиеся на лоб, — до бровей. Так же, с квадратной выемкой посередине, были выстрижены усы.
— Ты — Кадьян? — спросила она. — Надо признаться, навигатор из тебя хреновый.
— Лучше бы Великодивный князь приказал меня раздвоить, чем слышать от тебя, госпожа, немилостивое слово. — Голос у горбуна был приятный, бархатистый.
— Ну и удались, а то еще не то услышишь под горячую руку. Светлейший повелитель дозволяет? — Надо было не перегнуть палку, распоряжаясь в чужих апартаментах.
— Удались, — кивнул повелитель. — И приготовь парчовое кресло. Да пошли узнать, распустился ли пуховый цветок?
Горбун кивнул и выскользнул вон, змеясь по полу как уж, с непредставимой для его фигуры гибкостью.
— Мне кажется, белому ребенку больше подходит мягкая колыбелька, чем царапучая парча, — осторожно напомнила Таира.
— Не беспокойся, делла-уэлла, у него нежнейшие кормилицы, которые не спускают его с рук — но еще не расцвел нагорный цветок и не прибыла твоя волшебная птица, чтобы осенить его тенью своих крыльев. Ты получишь белого ребенка так, как я видел это в своих вещих снах.
— И долго ждать? — осведомилась девушка, чувствуя, с каким трудом сдерживается принцесса, чтобы не ринуться на поиски по всем покоям необозримого города-дворца.
— О нет, — заверил ее Оцмар. — Я ведь и сам слишком долго мечтал о том, чтобы подарить тебе эту сказку. А пока позволь мне проводить тебя в твои покои.
— Ну давай, — сказала Таира. — Заодно дворец посмотрим.
Она подошла к перилам, ограждающим террасу, и невольно отшатнулась — под ней была буквально пропасть, этажей десять, не меньше. Прямо от перил начиналась узенькая полоска виадука с весьма ненадежным на вид ограждением; поддерживаемый изящной аркой,
— А для чего эти мостики, если они никуда не ведут? — обернулась она к Оцмару.
— Я люблю гулять по ним, делла-уэлла, потому что они — как человеческая жизнь: одни заканчиваются глухой стеной, другие — обрывом в пропасть, а одна-единственная дорога ведет к сказке, предназначенной только мне. Сейчас ты увидишь ее. Но прежде… Идем.
В его голосе звучала такая величавая грусть, что девушка беспрекословно последовала за ним. Миновав анфиладу янтарных покоев, они спустились по пологой лестнице, огражденной черными свечами кипарисов, и по висячему мостку пошли над поросшим диковинными цветами, более похожими на водоросли, ущельем, сохранившимся в своем первозданном виде. Подкрашенный кармином дым подымался откуда-то снизу, и солнечные лучи, проходя сквозь него, тоже приобретали чуточку зловещий пурпурный оттенок. Несмотря на сквозное пространство, здесь не чувствовалось ни ветерка, и пухлые ватные облачка флегматично замерли под стрельчатыми арками и над ними, не закрывая, впрочем, гряды белых меловых холмов, ограждавших ущелье с севера. Таира глянула вверх — чуть выше тянулся еще один воздушный мост, по которому бесшумно двигались люди в красном и черном, а правее, на вершине скалистого утеса, неподвижно застыла величественная крылатая фигура, в скорбной задумчивости взирающая прямо на солнце.
— Это и есть анделис? — невольно вырвалось у девушки.
— Не знаю, — признался Оцмар. — Я увидел все это в одном из своих снов и приказал изваять из разного камня, соединив потом воедино. Говорят, у настоящих анделисов два рукава — черный и красный, но этот дух явился мне в белых одеждах. Однако поторопись, делла-уэлла, горный цветок распускается не надолго, а потом его разносит ветер.
Они дошли до массива, где уже невозможно было определить, когда кончается один терем и начинается другой, еще более причудливый, — иногда они располагались просто друг на друге, и обитатели этого, наверное, отличали их только по разноцветным изразцам, которыми были облицованы стены, башни, купола. Здесь смешались византийские базилики и минареты, античные храмы и вавилонские зиккураты, и во всем этом не чувствовалось безвкусицы, потому что это была сказка.
Наконец они нырнули в узкий дверной проем и двинулись чуть ли не в полной темноте по тесному коридору, где даже двоим было бы не разойтись. Деревянная обшивка стен и пола делала их движение почти бесшумным, и если бы не громадные жуки-светляки, то здесь царила бы непроглядная тьма. По всему чувствовалось, что этот проход не предназначался для посторонних. Наконец коридор круто свернул вправо, и перед ними затеплилась ровным светом щель, в которую можно было протиснуться только боком. Оцмар привычным движением скользнул в нее и тут же отступил влево, освобождая проход для девушки. Она последовала за князем, протиснувшись через столь необычную дверь, и застыла на месте: дальше идти было некуда.