Дело №306

Кассиль Лев Абрамович

–  Далеко едете?
– спросил я.

–  Гоняют с одного конца на другой…

–  Начинаете новый фильм?

–  Нет, добиваем «Кинопортрет».

–  И завтра будете продолжать?

–  Завтра в павильоне жена Разумова будет записываться на звукопленку. Будет играть на своей новой скрипке в сопровождении оркестра.

–  Стало быть, Роман Осипович все-таки достал инструмент! Хороший?

–  Клёвая штука!
– проговорил оператор с восхищением.

Он поднял два аппарата в чехлах, понес их к выходу.

Я пошел вслед. У ворот его ждал автомобиль. Белкин поставил вещи в кузов, попрощался со мной и отправился за остальными. Я было

двинулся дальше, но подумал: «Не довезет ли меня оператор до станции метро?» Спросил девушку-шофера, в какую сторону они едут. Оказалось, что отправляются в мастерскую Золотницкого. Я удивился - ведь она еще опечатана, а старик в санатории! Девушка объяснила, что приказано заснять флигель, где помещается мастерская.

Я зашагал к метро, недоумевая, почему Белкин не сказал мне, что именно собирается снимать. Потом вспомнил, с какой быстротой он сорвал с себя синий халат и остался в коричневом комбинезоне. Возможно, халат только что выдали и он примерял его? Да, но почему мое появление заставило его так нервно снять халат? Тут что-то неладно! И тотчас в памяти всплыли его слова о купленной Разумовым скрипке: «Клёвая штука». А в прошлый раз, подчеркивая напористый характер кинорежиссера, назвал его: «Молоток!»

Вдруг слова «синий халат», промелькнувшие в голове, поразили меня.

–  Постой, постой!
– громко воскликнул я и, подняв голову, увидел, что еду в вагоне метро, а пассажиры с удивлением поглядывают на меня.

Я сошел на следующей станции и отправился в обратную сторону. Снова придя на киностудию, я узнал адрес Разумова и помчался к нему на такси.

Дверь открыла красивая женщина. Ей было лет сорок, но изящное светлое платье и заколотые светло-зеленым гребнем черные волосы молодили ее.

Она ввела меня в обставленную полированной мебелью комнату, пододвинула сверкающий палевым глянцем стул и отрекомендовалась:

–  Разумова Екатерина Семеновна.

Мы разговорились. Моя собеседница удивилась, почему я вздумал писать о Золотницком.

–  Будто для писателей и кинорежиссеров нет других тем! Вот мой Роман Осипович тоже мучается! Заодно и Михаила Золотницкого рекламируют. Есть же музыканты даровитее его!

Екатерина Семеновна начала бранить Андрея Яковлевича за вздорный характер, за то, что он подвел ее, не сделав к обещанному сроку новую скрипку. Но не было бы счастья, да несчастье помогло: Роман Осипович достал на время съемок из Государственной коллекции изумительного, премированного на конкурсе «Жаворонка». Она взяла лежащий на пианино футляр, раскрыла и вынула инструмент. Под ее смычком струны нежно запели «Мелодию» Глюка-Крейслера, и вокруг словно возникло прозрачное озеро, а в нем и над ним плыла янтарная луна…

Когда Екатерина Семеновна кончила играть, сзади меня раздались аплодисменты. Я обернулся и увидел Разумова. Пока Екатерина Семеновна готовила чай, я увлек Романа Осиповича в уголок и сказал, что в очерке о Золотницком я якобы собираюсь упомянуть и людей, снимающих фильм о скрипичном мастере. Поэтому хочу узнать что-нибудь об операторе Белкине.

–  Советую о нем ничего не писать!
– произнес Разумов с раздражением.

–  Почему?

–  Белкин - дармоед, лоботряс! Три года назад его исключили из Института кинематографии за неуспеваемость и спекуляцию факультетской цветной кинопленкой. После этого его увольняли из трех мест за прогулы. Он подвизался в каких-то кустарных, ведомственных «кинокабинетах». Кто-то из наших видел его

в гостинице «Украина» в компании явных фарцовщиков, крутящихся вокруг иностранцев. Чем он живет, шатаясь и не работая по пять-шесть месяцев, никому не известно.

–  Почему же он в вашей группе?

–  Потому что оператор Максим Леонтьевич Горохов, с которым я много лет работаю, в отпуску после болезни. А за Белкина просила его тетка - заслуженная артистка. Я взял его на должность ассистента оператора на месяц, для испытания, и сам не рад. Пока мирюсь - ведь все съемки уже сделаны Гороховым, остались незначительные досъемки. Но Белкин ничего толком не сделает, и за ним надо в оба смотреть. Вот сейчас поехал доснимать кадры для «Кинопортрета», а я приставил к нему нашего шофера Марусю Ларионову.

–  Вам еще долго придется работать над «Кинопортретом»?

–  Как вам сказать?.. Екатерину Семеновну нужно записать - ее игру на «Жаворонке». А в финале - Михаила Золотницкого, игру на «Родине».

–  Но эта скрипка еще не готова.

–  Вчера я был в санатории у Андрея Яковлевича. Он скоро вернется в Москву и обещал сейчас же собрать третий вариант «Родины». Я уверен, что теперь фильм будет!

Екатерина Семеновна пригласила нас к столу и заметила, что зря Роман Осипович так отзывается о Белкине - парень очень старается: первый посоветовал добыть «Жаворонка» для фильма и пригласить сыграть на этой скрипке не кого-либо со стороны, а ее - человека, понимающего творческие идеи Разумова. И добавила, что Белкин живет интересами фильма: достал элегантную заграничную кофточку по очень сходной цене, в которой она будет сниматься в фильме.

Супруги заспорили. Не нужно было быть особенным психологом, чтобы понять: за короткий срок оператор успел втереться в доверие к Екатерине Семеновне.

Я извинился - спешу!
– попрощался и выбежал из уютной разумовской квартирки.

Через минут пятнадцать такси подвезло меня к служебному входу в театр. Взяв пропуск, я сразу направился к коменданту. Константин Егорович встретил меня радушно и стал всячески благодарить: оказывается, сын Савватеева достал для него чижа и снегиря - замечательных строителей гнезд, а это очень важно для выведения канареечных птенцов. Потом он принялся рассказывать, каких канареек выводят голландцы, англичане, немцы: «школы пения» у них разные. Для большей убедительности почтенный комендант стал насвистывать мелодии кенарей разных стран.

Я понял, что это надолго, и поэтому неделикатно перебил Константина Егоровича, спросив, получили ли все заказчики по своим квитанциям отремонтированные в мастерской Золотницкого инструменты. Оказалось, что почти половина заказчиков ждет возвращения мастера. Потом он пожаловался, что ему много беспокойства причиняют кинематографисты.

–  Мосфильм заканчивает съемки фильма-спектакля

«Евгений Онегин», - говорил он.
– По коридорам протянуты толстые кабели софитов, полно чужих людей, сломя голову носятся ассистенты. Ералаш!..

Слушая его, я машинально оглядывал комнату и заметил висящий в углу на стенном крючке синий халат, Синий халат!

Мгновенно в голове созрел план. Я попросил Константина Егоровича дать мне на полчасика этот халат, дескать, хочу потолкаться среди мосфильмовцев и, не привлекая к себе внимания, посмотреть, как проводятся съемки «Евгения Онегина». Комендант подал мне халат. Надевая его, я поинтересовался, по каким документам проходят сюда работники киностудий. Оказалось, что по временным пропускам.