Дело № 36.4. Хрупкие кости
Шрифт:
Белое. Все вокруг белое.
Но в этот раз это не полотно, а дома. Белые дома. Верхний Город? Джек сейчас в Верхнем Городе, точно! Только не представлять его, не подгонять его под свое воображение. Просто думать о нем.
Думать. Звать. Искать.
Она видит Джека словно наяву. Он стоит посреди улицы, освещенной газовыми фонарями, хотя где-то неподалеку горят электрические. Он в самом сердце Верхнего Города. Что он там делает?
Стоит.
Смотрит.
Куда?
Она должна его увидеть. Не представить, а именно увидеть.
Звон
Почему набат?
Почему Рурк плачет?
Что у него отобрали?
Белоснежный Верхний Город окрашивается сначала тенью сфинкса, а потом и его реальными очертаниями.
Джек облачен в ярко-зеленый плащ, из-под которого выглядывают красные брюки, синюю шляпу и малиновый шарф. И несмотря на его беспечный вид, Мэри видит в его глазах изумление. Тревогу. Он поражен до глубины души.
— Этого мы точно не ожидали, — бормочет он.
А потом рисующая понимает, что набат стал частью ее сущности, и это пугает ее. И она зовет. Того единственного, кому доверила свою тайну.
Она зовет шакала.
Но в этот раз она, сама того не сознавая, создает его. Рядом с собой. Ей холодно, и поэтому Томас облачен в зимнюю шубу, которой на нем точно не было за миг до этого. Она испугана, ей нужно расслабиться, и поэтому у него в руках бутылка коньяка.
А еще она помнит о том, что он хочет забыть свой кровавый срыв.
И Томас, оказавшийся рядом с ней, совершенно спокоен. Тьма его души снова закована под маской немного робкого, романтичного и такого надежного шакала.
— Что ты со мной сделала? — ошарашенно шепчет Томас, и Мэри чувствует его страх.
Он ее боится.
— Я… кажется, я сделала тебя кем-то другим, — отвечает она. — Томас… я действительно способна менять эту реальность. Ты ведь больше не боишься сорваться, правда?
Шакал молчит. Целую вечность. А потом удивленно говорит:
— Я чувствую себя прекрасно. Мэри, мое похмелье! Куда ты его дела?
— Я забыла его нарисовать, — отвечает Рисующая.
А потом осознание содеянного накрывает ее с головой.
И она падает во тьму забытья.
Капитан
Кровавые небеса снились ему всю ночь. Все остальное исчезло, но алое марево над головой продолжало мучить его разум до самого утра.
Думать о том, что может значить этот сон, Капитан не хотел. Ему хватило того, что на рассвете, когда он открыл глаза, небо было серым.
Одевшись, он спустился на кухню, обнаружив там Нику, поджаривающую тосты к завтраку. Зрелище было настолько привычным и уютным, что удержаться от улыбки было решительно невозможно. На волосах золотой птицы красовалась одна из новых лент, отчего Капитан сделал вид, что Кира тоже уже встала. Интересно, как она себя чувствует? В конце концов, вчера вечером она немало выпила, пытаясь расслабиться.
— Доброе утро! — Ника, увидев его, расплылась в улыбке. — Кофе уже готов. А тосты будете?
— Буду, — кивнул Капитан, садясь за стол. Несмотря на ночной разговор с Кирой и жуткие сны, чувствовал он себя выспавшимся до кончиков ногтей.
Да и в очередной раз обижать девчонку не хотелось.
Птичка замерла, уставившись на него во все глаза. Кажется, сейчас она жалела, что именно сегодня не затеяла очередные блинчики.
Это было смешно, и Капитан почувствовал, как его губы снова расплываются в улыбке. Что это с ним?
А потом он понял. Когда на пороге кухни появилась Кира.
Глаза ее действительно были слегка опухшими, но если не знать — никогда не подумаешь, что ночью она слегка увлеклась алкоголем.
«Тебя я не боюсь», — сказала она вчера.
И пусть тогда он не оценил этих слов, сегодня, сейчас на него накатило осознание невероятно приятного факта: она и дальше может играть его любовницу. И это не приносит ей неудобств, как он думал.
Думать о том, что вчера она солгала так же, как она это делала по поводу своей потери памяти, не хотелось.
Кивнув Капитану в знак приветствия, Кира села рядом с ним за стол и протянула записку.
— От Джека, — тихо сказала она.
Пока Ника с очевидным удовольствием накрывала на стол, Капитан развернул записку и быстро пробежал ее глазами.
«Собери всех к полудню. Есть информация. Расследование закончено. За Мэри я зайду сам.»
Подписи не было, но почерк у Джека был запоминающийся: немного угловатый, но при этом заглавные буквы украшали всевозможные завитки.
— Я приготовила открытку для Томаса, — убедившись, что Капитан воспринял написанное, — проговорила Кира. — Нашла в столе несколько монет, но… посыльный вернулся ни с чем. Томаса нет дома.
— Может, он у Марлы? — Капитан нахмурился.
— Может быть. Хотя между ними будто… кошка пробежала, — усмехнулась Кира. А потом тоже нахмурилась. — Адреса Марлы я не знаю.
— Я знаю. Сейчас отправлю ей записку. Ты не передумала?
— Насчет чего? — Кира кинула на него настороженный взгляд.
— Вчера я предложил тебе открыть счет, — напомнил он.
— Не передумала, — Кира еле заметно качнула головой, явно предупреждая, чтобы он не распускал язык. Но Капитан не собирался продолжать разговор на эту тему.
Если Кира хочет молчать о своих делах с приютом, пусть будет так.
Завтрак прошел в молчании. Ника, будто проникшись моментом, тоже не спешила разбавлять тишину своим звонким голоском.
Тихое мирное семейное утро… жаль, что это все не по-настоящему.
Отправив посыльного к кошке, Капитан отправился в банк. Зачем-то снял намного больше, чем требовалось Кире, решив положить остальное в ящик стола, где она нашла монеты для посыльного.
На всякий случай.
Впрочем, часть денег уходит на пистолет для той же Киры. Скоро она не выдержит и начнет разгуливать по Рурку без сопровождения, в этом Капитан не сомневался. Конечно, в прошлый раз пистолет ей не помог. Но так все равно спокойнее.