Дело чести
Шрифт:
– Он любил свою жену?
– Нет, но чувствовал свою ответственность перед ней - вот в чем дело! И потому...
– она запнулась, а потом торопливо закончила, - я даже думаю, что потому он мне нравился ещё больше. Том чувствовал свою ответственность за все: за меня, за свою жену, за каждое преступление, которое расследовал, за все зло мира. Он просто не мог оставить все заботы Господу Богу. Я знаю, что жена ни за что не соглашалась на развод и делала все, чтобы его удержать. Она пошла даже на то, что порядочная женщина никогда не сделает: сказала что ждет ребенка, хотя до того даже говорить о нем зарекалась. Но она лгала.
– И тогда вы с ним расстались?
Люси кивнула.
– Я ведь знала, что у нас разные дороги. Поймите правильно, я любила Тома, даже очень любила. Но я не могла оставаться с ним, причиняя ему страдания. Ведь развод не снял бы с него ответственности ни за жену, ни за меня. А я не хотела, чтобы он страдал. Я ушла - вот и все.
– Не совсем, - улыбнулся Бенджон.
– Но ближе к делу. Почему ты думаешь, что здоровье Тома не беспокоило?
Люси посмотрела ему в глаза:
– Несколько дней назад мы с ним вместе ужинали. Наша первая встреча с лета прошлого года. Том сказал, что жена уехала к сестре в Гаррисберг и сразу пригласил меня зайти куда-нибудь пропустить по стаканчику, - она улыбнулась.
– Но получился настоящий ужин. Том был в чудном настроении, таким я его давно не видела. Он сказал, что никогда ещё не чувствовал себя таким счастливым.
– Речь шла о его самочувствии?
– Не берусь утверждать, говорил он о другом. О здоровье и речи не было. И зачем? Выглядел он прекрасно и говорил, что у него все в порядке.
– Это могло означать что угодно, - заметил Бенджон. Настроение, обстоятельства жизни, состояние здоровья.
– Знаю, но не только потому его самоубийство кажется мне необъяснимым. Он был не из тех людей, что кончают с собой.
Бенджон задумался, потом пожал плечами.
– И все-таки, Люси, самоубийство - неоспоримый факт.
Она опять покачала головой, хотя уверенности в ней заметно поубавилось, и прошептала:
– Нет, не могу поверить...
– Скажи мне вот о чем: ты не заметила какой-то озабоченности, тяжких мыслей? Не говорил он о денежных проблемах, о жене? Попробуй вспомнить!
– Нет, ничего подобного. И вот что странно: я говорила вам, он вечно чувствовал груз ответственности за все на свете, - говорила она с нарастающим возбуждением, - но на прошлой неделе выглядел совсем другим! Словно с него сняли какое-то чувство вины и совесть наконец была чиста. Понимаю, я говорю невразумительно, но именно потому не верю я, что он застрелился.
– Но так все и было, Люси!
– Бенджон нахмурился и снова закурил. Что, если его прекрасное настроение было вызвано тем, что он решил свести счеты с собой и совсем миром? Что, если он понял, что земля - не рай и не ад, а как раз то место, где суждено исполнять свой долг и получить от жизни то, что заслуживаешь?
– Если так, тогда у него вообще не было причин расстаться с жизнью, упрямо настаивала Люси.
– Мне трудно найти нужные слова, одно я знаю точно: в тот вечер он был так счастлив, как никогда. Передо мной он притворяться не умел.
– Но я-то убежден, что он застрелился!
– Мне очень жаль, что я отняла у вас столько времени и подняла с постели, мистер Бенджон! Очень жаль...
– Ничего, не привыкать. Кроме того, мой долг - проверить все причины, приведшие к самоубийству, - он улыбнулся.
– А как насчет по рюмочке, Люси?
– Идет, мистер Бенджон.
По дороге домой Бенджон подумал: "- Зря пропал целый час!"
Потом поправил себя: "- А может и не зря!"
ГЛАВА 3
Наутро Дэйва Бенджона захлестнула текучка.
На столе лежал материал по трем законченным делам. В двух не хватало только подписей, чтобы передать их в суд присяжных; третье дело возвратила прокуратура, требовавшая более четких выводов следствия до передачи обвиняемого в суд.
Бенджон вручил письмо прокуратуры Кармоди и Кейси и поручил им сбор дополнительных улик. Оставался Барк. Негр сегодня вздохнул посвободнее: его алиби получило подтверждение с совершенно неожиданной стороны. Постовой, совершавший обход участка, зашел на шум в пивной и посоветовал неграм вести себя потише - тем самым алиби сделалось неопровержимым. Негра пришлось отпустить, тем более что и прежде за ним ничего не числилось: он работал в автомастерской и был там на хорошем счету.
Барк ухмыльнулся и ткнул в отчет пальцем:
– Дело кончилось к обоюдному удовольствию.
– Лучше так, чем засадить невиновного, - Бенджон бросил взгляд на часы.
– Я сейчас уеду. Вернусь между пятью и шестью.
– С Томом Дири все ясно?
– спросил Барк, когда Дэйв уже надел плащ.
Немного поколебавшись, Дэйв ответил:
– Самоубийство - несомненно. Ты его хорошо знал?
– Довольно близко.
– Ты знал, что у него в Атлантик-сити летний домик?
– Да. Я иногда там встречал его, бывало пропускали по рюмочке.
– Что был за дом?
– Конечно, не вилла, но и не обычная дача для уикэндов.
– Как он сумел купить такой дом на свое жалование?
– В то время цены были ниже, - пожал плечами Барк.
– И жалование тоже!
– Согласен. Может быть, у него были побочные доходы. Барк положил руку на плечо Дэйва.
– А может, просто повезло в карты.
– Возможно, - кивнул Дэйв.
– Я никогда о нем не слышал ни одного плохого слова.
– Я тоже.
Сержант Бенджон ехал к дому семейства Дири, размышляя над рассказом Люси Кэроуэй. Много из этой истории не выжмешь, но кое-что проверить нужно. В этом весь смысл работы полиции: ничего не упустить, каждую мелочь рассмотреть под лупой!
Дэйв позвонил. Открывшая ему миссис Дири казалась удивленной, но привычно улыбнувшись, поздоровалась:
– Мистер Бенджон! Прошу, входите!
– Мне очень жаль, что приходится снова вас беспокоить, - начал он, проходя в гостиную.