Дело давнее
Шрифт:
– Да ведь это колдовство!
Но прежде, чем думать, что делать с такой напастью, надо было спасать Машу.
Городская больница в своё время была земской, и встретивший Медуновых пожилой доктор лечил здесь больных ещё при царе. Понятно, что за эти годы навидался всякого.
– Ничего страшного, - успокоил он Авдея и Сергея Матвеевича.
– Просто шок. В первую брачную ночь такое бывает. Вы уж будьте поласковее, молодой человек.
Авдей стал бурым от стыда, но промолчал.
– Ты чего там вытворял, слепень оглашенный?
– тихо укорил его отец, когда они вышли из приемного покоя во двор.
– Да всё было нормально, - жарко оправдался сын.
– Она смеялась... А потом обнялись и уснули.
– Ох, грехи наши тяжкие!
Они прождали довольно долго, пока на крыльце не появилась по-прежнему бледная Маша. Но хотя она слегка покачивалась, все же ступала уверенно. Да и речь к ней вернулась.
– Везите меня к родителям, - потребовала она, - и больше ноги моей у вас в доме не будет!
– Ты чего, Машенька?
– удивился Авдей.
– А ничего!
– грозно свела брови молодуха.
– Просыпаюсь ночью, а она у меня на груди лежит!
– Кто?
– Змея! Посмотрела мне в глаза так жутко, что сердце зашлось, и больше ничего не помню. Страшно мне...
Коробовы не обрадовались вернувшейся после краткого замужества дочери, но гнать назад к мужу не стали.
– Разбирайтесь с проделками ведьмы сами, - сказал отец Маши.
– А пока она злобствует в вашем доме, я на поругание своё дитя не отдам. Отлучите её от дома, Маша вернется. А нет... на вашем Авдее свет клином не сошелся.
Медуновы даже осуждать сватов не стали. Понимали, что это Груня пустилась во все тяжкие, чтобы Авдею отомстить, и как бы соперницу вообще не угробила.
Сергей Матвеевич поговорил со знающими людьми и, отпросившись с работы, поехал в другой район. По слухам жил там могущественный лекарь, который помогал людям избавиться от козней колдунов.
На поверку, лекарь оказался хлипким древним старичком - в чем только душа держится. Жил он бобылем на отшибе большого села в покосившейся бедной хатенке.
– Ох, не ездили бы вы ко мне, - укорил он Медунова.
– С меня и так лихие люди глаз не сводят, и ихний начальник давно грозился за Можай загнать. Так и сказал, дескать, я контров у себя собираю, чтобы советскую власть смести.
– Прости меня, мил человек, но не к кому больше обратиться. Ведь загубит ведьма парня. Дурак он, конечно, но ведь душа-то ему правильно подсказала...
– Да... глупость твой сын сотворил несусветную. Видимо в Груне-то эта черная сила всегда жила, но могла до самой смерти себя не проявить. Гнев и обида разбудили ведьму. Теперь пока не изведет Авдея, не отстанет. Они же прилипчивые, как пиявки. Сам Господь учил прощать, но ведьма, в отличие от простого человека, не может забыть обиду.
– И что же теперь делать-то?
– А ты прихватил кисет, из которого змейка-то выползла?
– спросил старик после раздумья.
Сергей Матвеевич достал из котомки рогожку, в которую был завернут злополучный кисет.
– Пелагея его сжечь хотела, а тут я к тебе собрался.
– Правильно сделал: сжечь всегда успеете.
Старик покрутил кисет в руках, положил на стол, а сам, пошарив на полке, достал оттуда маленького, деревянного, почерневшего от времени истукана. Неизвестно, кого он изображал, но богобоязненному Сергею Матвеевичу стало здорово не по себе. Он хотел перекреститься, но побоялся, только мысленно прошептав охранительную молитву.
Между тем, хозяин дома зашептал скороговоркой что-то несуразное, в чем смысла вообще не было - словно на иноземном языке, и в определенный момент у Медунова даже волосы на голове зашевелились: он услышал, что хозяину дома кто-то отвечает. Вызывающий дрожь, шипящий голос заполонил комнату, и задыхающемуся Сергею Матвеевичу показалось, что вокруг угрожающе сжимаются стены. Сердце не выдержало, и он потерял сознание.
– Держись, болезный, - горестно покачал головой старик, когда он пришел в себя.
– Теперь сам увидел, какое ремесло-то у меня тяжелое. Кажный разговор с этой силой, я так думаю, лет пять жизни у меня крадет. Сильно болею потом, но отказать просящим о помощи не могу. На то Всевышним и сила мне была дана, чтобы я людям в беде помогал.
– И что... он... сказал?
– Медунов едва справился с охрипшим голосом.
– Умрет твой сын своей смертью, а вот что касается жены... здесь другое понадобится. Как вернешься, дом на замок закройте, а кисет киньте в печь. И чтобы не происходило, никому не открывайте. А главное, ничего нельзя давать: ни взаймы, ни просто так. Продержитесь до утра, сможет ваша сноха в дом вернуться, а если нет...
– старик обескураженно развел руками.
– Это всё, что я смог для вас сделать.
С тем Сергей Матвеевич и приехал домой уже под вечер.
Услышав, что требуется, Евдокия Ивановна с Авдеем затворили ставни и закрыли хату на все запоры. И лишь потом разожгли огонь в печи. Помолившись всем семейством перед образами, кинули кисет в огонь.
Четверть часа ничего не происходило, и Медуновы уже собрались укладываться спать, как раздался грохот. Это кто-то со стороны улицы изо всех сил стучал то в дверь сеней, то в ставни.