Дело гангстера боится
Шрифт:
Несмотря на свое осуждение, Леся вынуждена была признать, что у сестрицы Аленушки вкус имеется. Обе вещи сидели на ней идеально и очень шли к ее каштановым волосам. Кстати говоря, волосы тоже были слишком идеальными, над ними явно поколдовал дорогой парикмахер.
– Итак, сестрица уже начала привыкать к роли богатой дамочки. Ясно, что просто так она от этой роли не откажется. И как знать, насколько далеко она может пойти сама и послать своих родных.
Но в это время в дверь позвонили. К дверям бросилась Кира, в чьи обязанности входило также встречать приходящих. А Леся с интересом прислушалась, кто там пришел. Папочка или сыночек?
– Пошла вон! – услышала Леся грубый голос и невольно ахнула от хамства входящего. – Дура! Холопка! Кто тебя только манерам учил.
И спустя полминуты новая реплика:
– Мать, мы вернулись! Командуй, чтобы обед девки на стол тащили!
От изумления Леся временно потеряла дар речи. Такого хамского поведения она не ждала. Сама Елена Николаевна ничуть не удивилась. Торопливо сняла и попрятала свои покупки. И метнулась вниз. Спрятавшаяся в углу Леся чуточку подождала и потихоньку пошла за ней. Она успела застать как раз тот момент, когда сестрица Аленушка целовала какого-то лысого мужчину прямо в его сверкающую плешь, любовно приговаривая при этом:
– Солнышко мое дорогое! Вернулся домой, мой рыцарь!
Но рыцарь неожиданно взмахнул рукой и гаркнул:
– Отставить ласки! Не в театре!
При чем здесь театр?
Но тут мимо Леси по лестнице сначала в одну сторону, а потом в другую пронесся вихрь, густо пахнущий потом и детской присыпкой. Это был двухметровый детина, который принялся притопывать возле Чижиковых-старших, противно канюча:
– Мама! Валерка в моей комнате все перевернула! Накажи ее!
– Костенька, лапочка, – снова заворковала Чижикова, бросаясь уже к сыну, – у нас новая прислуга. Она не знала.
– Надо ее наказать!
– Костенька, не сердись, мое сердечко, радость моя! Все исправим.
– Мама, Валерка это нарочно делает! Я ей велел мои счастливые кроссовки не трогать, а она их вымыла и испортила!
Старые драные кроссовки убрала с письменного стола Кира. Но мыть она их, разумеется, не стала. Хотела выкинуть, да поостереглась, просто поставила их подальше в угол. И из-за этого весь сыр-бор?
– Костенька, я разберусь.
– Нет, мама, ты ее все-таки накажи!
– Накажу обязательно. Высеку и голой на улицу выгоню.
Удивление подруг переросло в изумление. Похоже, Чижикова не шутит. Да и ее сын с мужем весьма важно кивают головами. Они явно одобряют намерения Елены Николаевны. Что за кордебалет? Но тут подруг позвали прислуживать – Лесю на кухню, а Кира побежала к суровой Валерии, которая уже успела объяснить ей, что место ее в доме с самого края, что, говоря по-армейски, она тут дух бесплотный и никакого мнения иметь не может.
Так что Кира решила до поры до времени слушаться во всем властную бабу, чтобы не заиметь лишних проблем. Валерия велела ей прислуживать за столом, другими словами, следить за тем, чтобы у хозяев всегда были наполнены бокалы, а грязные тарелки немедленно убирать и тащить на кухню.
За обедом у Киры было достаточно времени, чтобы хорошо рассмотреть всю семью Чижиковых. Они представляли из себя довольно странную группу. Совсем невысокого роста родители, явно обожающие свое чадо, и их придурковатого вида дылда-сынок.
Костя, как поняла Кира из оброненных за столом реплик, состоял в городской молодежной сборной по футболу. И все его мысли были посвящены этому занятию. Несмотря на то что сейчас была осень и начались уроки, парень в своем училище отсидел всего одну лекцию, а потом целых три с половиной часа гонял мяч на стадионе.
– Будущая звезда российского футбола! – говорил о нем с нежностью и неприкрытой гордостью в голосе отец.
Грубоватый с женой и хамски ведущий себя с прислугой, Чижиков-старший к своему сыну относился так нежно, что вызывал недоумение и улыбку. Тем более что сам Костя был совсем не приятным молодым человеком. Большой, неуклюжий и глупый парень.
Ел Костя неопрятно и очень жадно. Глотал слова вместе с громадными кусками белого хлеба, которым заедал всю пищу, начиная от супа и заканчивая десертом. Крошек вокруг себя он насыпал столько, что хватило бы на прокорм целого курятника. Облился супом, обругав за собственную неаккуратность Киру. Заляпался кремом из торта, устроил на столе форменное болото из размокшего в сладком чае бисквита.
Тем не менее родители смотрели на сына с любовью, ни разу его не перебили и не пожурили за неаккуратность.
У Киры, которая постоянно находилась возле стола, даже сложилось ощущение, что Костя отстает в интеллектуальном и умственном развитии, попросту говоря, он дурак. Говорил парень короткими примитивными фразами, больше подходящими для младшего школьника. И вообще, вел себя как маленький ребенок, что при его огромном росте было бы даже смешно, если бы не было так грустно.
Но старшие Чижиковы словно бы не замечали недостатков своего сына. Глава семьи – прапорщик в отставке, никак не мог расстаться со своими армейскими замашками. Женой и прислугой он командовал, но сына обожал, смотрел ему в рот и не скрывал своей надежды, что Костя в скором времени прославит всю их семью.
– Дом у нас есть, денег – куры не клюют. Теперь еще сын в чемпионы выбьется, заживем, мать! Все наши прежние знакомые по Полоцку от зависти удавятся!
– Не говори гоп, Витюша. Дом еще пока что не наш.
– Будет наш! – решительно рубанул Чижиков по столу кулаком. – Я так сказал! И Костя чемпионом станет. Станет, я сказал!
И он снова стукнул кулаком по столешнице, да еще сильней прежнего. Кира от неожиданности даже подпрыгнула, но все прочие даже глазом не моргнули. Они явно привыкли к командирским раскатам баса старшего Чижикова.
А Леся, суетящаяся на кухне, думала про себя о другом. Она не могла наблюдать семью Чижиковых воочию, но слышала достаточно. Виолетта незадолго перед своей смертью жаловалась, что ей с угрозами и требованиями не лезть к господину Терентьеву звонил низкий хамоватый мужской голос и высокий, пронзительный женский.
Ясно, что это были старшие Чижиковы – сестра господина Терентьева и ее муж отстаивали свое право на дом и деньги владельца кирпичного завода. Но кто звонил Виолетте в самый последний раз? Кто грозил ей смертью сына? Фраза с угрозами была слишком сложной, чтобы ее мог произнести глупый Костя.