Дело генерала Раевского
Шрифт:
— А что вы этим хотите сказать? — спросил задумчиво субъект.
— Я знаю, что я хочу по этому поводу сказать, и знаю давно, — устало ответил Олег, — но мне кажется, что я многих уже утомил своим однообразным выступлением. Люди притомились: уже давно никто ничего не пьёт. Никто не курит.
— Это показательность интереса к вашему выступлению, — заметил Евгений Петрович.
— Тем не менее моё выступление затянулось...
— По-своему вы правы, — поддержал субъект, на мгновение задумался и предложил: — А что, если на следующем заседании, через две недели, вы продолжите ваши факты событий той грандиозной и по сегодняшним измерениям войны?
— Это вполне возможно, — согласился Олег, — я мог бы высказать и некоторые выводы, последствия тех событий для судеб России, для её сословий и классов, для судеб целых поколений, отдельных личностей, как для культуры вообще, так и для науки, искусств, военного искусства в частности...
— Это весьма и весьма интересно, — согласился субъект.
— Ну а теперь понемногу выпьем, — предложил кандидат исторических наук.
А хозяин квартиры Кирилл Маремьянович смотрел на Олега невесёлыми тревожными глазами.
3
Когда мы с Олегом выходили на лестничную площадку, появился Кирилл Маремьянович и негромко сказал, что ему необходимо поговорить со мной и чтобы я подождал его возле подъезда. Уходили мы опять небольшой группой, чуть впереди спускались кандидат исторических наук и Евгений Петрович, позади них шёл субъект. О чём-то негромко переговаривались они. И опять проскользнуло то самое вроде бы латинское слово на «э». Но разобрать я его не смог. Зато скользнуло ещё одно слово, близкое первому по звучанию. Его я расслышал. Его я несколько раз встречал в газетах, но никогда не привлекало оно моего внимания. Слово мне въелось в память: «эвтаназия». «Какие они любители слов, начинающихся с буквы «э», — с внутренней усмешкой подумал я, — что бы это значило?» И какая-то тревога безотчётная шевельнулась во мне.
Вечерняя улица была полупустынна. Лёгкий снежок вился в воздухе витиеватыми струйками. Все разошлись. Остались на бетонном крыльце подъезда только мы с Олегом. Вдали у своей «Волги» что-то просматривал Евгений Петрович, приоткрыв крышку радиатора. Кирилл Маремьянович не появлялся.
— Подвезти не нужно? — крикнул Евгений Петрович, захлопывая крышку радиатора.
— Спасибо, нам на метро. Тут рядом, — отозвался издали я.
Евгений Петрович помахал нам рукой и забрался в машину, громко хлопнув дверцей. Дверцу он захлопнул, но машина не двинулась. Я вышел на середину двора, отыскивая глазами окно Кирилла Маремьяновича. Нашёл его. Кирилл Маремьянович стоял у окна. Он смотрел вниз, напряжение чувствовалось в его позе. Я помахал ему рукой. Кирилл Маремьянович не ответил мне. Я вернулся к подъезду. «Волга» Евгения Петровича медленно двинулась из двора и скрылась в глубине узкой улицы. Немного погодя вышел Кирилл Маремьянович в бараньей толстой ушанке и в полушубке деревенского покроя.
— Мне бы хотелось кое о чём побеседовать, — озабоченно сказал он.
— Пожалуйста, — согласился я, — можем вернуться и побеседовать.
— Я бы хотел побеседовать где-то в другом месте, — сказал Кирилл Маремьянович, как-то вроде бы поёжившись.
— Ну а где мы можем это сделать? — спросил я.
— Ну хотя бы у тебя. Проводим твоего друга, — Кирилл Маремьянович глянул на Олега, — и поедем к тебе. Я даже могу заночевать у тебя.
И мы двинулись к метро. Подходя к метро, я увидел, что невдалеке от входа стоит «Волга» Евгения Петровича. Заметил это и Кирилл Маремьянович. Он прошёл с нами до самых дверей станции, из которых валил пар. Там он остановился, хотел было попрощаться почему-то, но не стал, а сказал, что ему нужно зайти и взять себе где-то выпивку, которую теперь в этот час добыть не очень просто.
— Вы идите, а я пробегусь по магазинам и приеду, — сказал он каким-то натянутым голосом и, поглядывая искоса на «Волгу» Евгения Петровича, вдруг добавил, глядя в лицо Олега каким-то бегающим взглядом: — Вас я тоже попрошу поехать с нами. Вы мне тоже нужны. Поймите меня правильно. Я скоро появлюсь.
4
Примерно через час после нашего приезда домой ко мне в мою квартиру позвонили.
— Кто там? — спросил я, подойдя к двери.
— Ваш покорный слуга, — раздался за дверью голос Кирилла Маремьяновича.
Я открыл ему.
— Правильно делаете, что спрашиваете, — похвалил он меня, — тем более в поздний час. Да и вообще в такое время. В такое время нашей жизни.
Кирилл Маремьянович, не раздеваясь, прошёл в комнату, поставил, вынув из кармана полушубка, поллитровку на стол.
— Закусить что-нибудь найдётся? — поинтересовался он, внимательным взглядом окинув стены моей гостиной.
— Конечно, — успокоил я, — правда, у меня нет картошки в «мундире»...
— А стаканы?
— Тоже есть, хотя я и непьющий.
— То-то, — сказал с деланной игривостью Кирилл Маремьянович и предупредил: — Нигде не афишируйте это своё благородное качество. По мнению некоторых лиц, непьющие — это самые опасные люди. Им есть что скрывать. Это раз. И у них есть сила воли. И то и другое для государства опасно.
— Они произносят порой это слово, — дополнил Олег, — с несколько иным ударением. Они говорят «опасно».
— Абсолютно верно, — согласился Кирилл Маремьянович.
Налил он себе полстакана, выпил одним глотком, занюхал куском чёрного хлеба, помолчал и сказал:
— Итак. Мефодий Эммануилович погиб в автомобильной катастрофе.
— Погиб или убит? — спросил Олег.
— Убит, — ответил Кирилл Маремьянович без интонации какой бы то ни было.
— Как? — спросил я.
— Столкнулся на шоссе с легковой машиной. Обстоятельства выясняются.
— Собрание наше почему-то не отреагировало, — заметил я.
— Никак, — подтвердил Кирилл Маремьянович.
Олег молчал.
— Это что-нибудь значит? — спросил я.
— Да, — ответил Кирилл Маремьянович.
— А что именно? — Я посмотрел на лысое темя склонённой головы Кирилла Маремьяновича.
— Вот для этого я и хочу поговорить с вами, — Кирилл Маремьянович грустно и как-то виновато посмотрел на нас обоих. — Но, чтобы вам всё было ясно, я должен начать издали, как говорится, излить душу. — Кирилл Маремьянович поднял голову и посмотрел мне в глаза: — Но поскольку твой товарищ...