Дело, которому служишь

Дырин Евгений Фотиевич

Котлов в три прыжка догнал его и отобрал лук.

– Слушай меня внимательно, - начал он торжественным голосом, загнав мальчишку в угол между забором и стеной дома и не давая ему уйти.
– Слушай. Лук - это оружие древних. Но лук есть простейший механизм, имеющий деформируемую упругую деталь (он натянул и отпустил тетиву), в которой накапливается энергия, преобразующаяся в этом механизме в кинетическую энергию стрелы...

Мальчишка обалдело смотрел на высокого военного и не знал, зареветь ему тотчас же или еще подождать. А Котлов, не меняя интонации, продолжал:

–

Кинетическая энергия, как ты сам это сейчас видел, в условиях населенного пункта может принести разрушения. Для тебя это кончится надранными ушами или поркой. Поэтому лучше уничтожить оружие разрушения.

С этими словами он взял лук за концы, сломал его и бросил через забор. Мальчишка с ревом нырнул в калитку, и как раз во-время, так как минутой позже он был бы схвачен женщиной, выбежавшей из дома, в котором разлетелось стекло.

– Скрылся в неизвестном направлении, - серьезно сказал Котлов женщине и неторопливо зашагал по улице.

– Слушай, откуда ты все это знаешь?
– смеясь, спросил Полбин.

– Что?

– Да вот о преобразовании энергии. Ведь это правильно - насчет лука?

– Правильно. Я в механическом техникуме учился. Оттуда по спецнабору взяли.

Вскоре после этого койки Котлова и Полбина оказались рядом. Позже выяснилось, что они оба любят стихи Некрасова, а из прозаиков, классиков прошлого века, всем остальным предпочитают Гоголя.

Премудрости авиационной науки они тоже постигали вместе.

Полбин обогнал товарища в практике полетов. Он раньше освоил высший пилотаж на учебном самолете, раньше вылетел на Р-1. Но не переставал завидовать разносторонности познаний Федора и втайне дал себе обещание догнать его.

Когда все памятники Чернигова были осмотрены и друзья некоторое время решили посвятить "чистому" огдыху, то-есть лежанию на койках, Полбин нашел библиотеку и притащил в палату стопку книг. У него не было привычки читать лежа. Он клал книжку на тумбочку, садился на краешек кровати и так проводил по нескольку часов сряду.

Федор без него два раза ходил в кино, побывал в местном театре и однажды сказал Полбину:

– Встретил сегодня Машу Пашкову. О тебе спрашивала.

– Ну?
– оторвался от чтения Полбин.

– Да, да. А где это ваш товарищ, говорит, почему не видно?

– Выдумываешь.

– Нет, правду говорю. Мы прошлись из кино до ее дома, она возле почты живет. Интересовалась, страшно ли летать и кто из нас лучше летает. Я ей про твой опыт с Буловатским рассказал.

– Это зачем же?
– Полбин закрыл книгу и недовольно посмотрел на Федора.

– Да так, к слову пришлось. Она сразу поняла, в чем дело. "Выбросить ручку, - говорит, - это все равно, что в автомобиле на полном ходу руль снять, правда?" Смышленая девушка, правильно суть дела схватила.

– Зря ты об этом рассказал, - продолжал хмуриться Полбин.

– Ничего, она Рубину не доложит. Пойдем забьем козла, что ли?

До ужина они играли в домино. А на другой день Полбин с утра надел полную форму и долго, до полного сияния надраивал сапоги.

–

Куда собрался?
– удивился Котлов, сидевший на кровати с книгой в руках.

– В стационар. Врач дал предписание па процедуры.

Говоря это, Полбин отвернулся от Федора и стал усиленно смотреть в оконное стекло, проверяя, хорошо ли завязан галстук.

– Какие процедуры, Иван? Ты что, болен, что ли?

– Может быть, болен. Душ Жарко прописали. Котлов захохотал, откинулся к стене, больно ушиб затылок и, потирая его рукой, оказал поучительно:

– Не Жарко, а Шарко, во-первых. Это по фамилии одного французского врача, он еще Герцена когда-то в Париже лечил. А во-вторых, эта процедура для тех, у кого нервы.

– Значит, и у меня нервы, - ответил Полбин и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

– Бывают души, от которых становится жарко!
– со смехом крикнул ему вслед Котлов.

Оставшись один, Федор погрузился в размышления. "Надо систематизировать факты", - сказал он себе. А факты были такие. В первый же вечер, когда они по ошибке попали в стационар и Степановна устроила их в просторной комнате на втором этаже, Иван сказал, что ему еще не хочется опать и спустился вниз. Вернулся он через полчаса с однотомником Некрасова и двумя крупными яблоками в карманах френча. "В них много железа, фосфора и витаминов", - сказал он, вручая одно Федору. Утром встал рано и пошел к Маше спросить, нет ли у нее почтовой марки. Видно, успел узнать, что она живет возле почты, и хотел пройтись для уточнения адреса. Потом почти неделю никуда не выходил - значит, и себя проверял и ждал: спросят ли о нем. Характер... Но и у девушки, кажется, характер. Впрочем, Иван таких людей любит.

– Значит, правильно я ему провозные дал, - подытожил свои рассуждения Котлов, имея в виду разговор с Пашковой и сообщенную ей весьма лестную аттестацию Полбина как летчика.

Насвистывая "все выше и выше" Федор перекинул через плечо полотенце и пошел умываться. Проходя мимо часов в коридоре, он с удивлением отметил, что не было еще и девяти. После ночного дежурства Маша сменяется в девять. Стало быть, Иван безошибочно построил расчет времени.

Полбин не пришел к обеду. Явился он только в сумерках. Котлов в это время играл в шахматы с учителем из Глухова, седым старичком в узком черном костюме и вышитой украинской сорочке. Быстро разделавшись с не очень сильным противником, Федор поспешил в свою комнату, где Полбин, скрипя ремнями, расстегивал портупею.

– Ну, как душ Жарко?

Полбин поднял глаза, и в них сверкнули искорки смеха.

– Был разговор о полетах, - ответил он.
– Ты не объяснил ей, что такое ручка управления. Она думала, что это такая маленькая, как у швейной машинки или кофейной мельницы. А я с тростью зонтика сравнил. Сейчас дождик накрапывает, потеплело.

Он повесил ремень на спинку кровати и кивнул в сторону окна, стекла которого покрылись светлыми капельками.

– Ага, дождь загнал, - резюмировал Котлов.
– И врач и пациент попали под холодный душ...