Дело, которому служишь
Шрифт:
– Так в чем ты мне завидовал?
– спросил Котлов, доставая портсигар. Выкладывай.
Полбин дотянулся рукой до камышинки, сорвал ее.
– А ты как думаешь? Завидовал, что в столице живешь?
– Нет. Я же тебя знаю.
– Трудновато мне бывает, Федор. Сейчас уже ничего, освоился, а поначалу, как полк принял, не раз скрипел зубами. Особенно туго приходилось с общевойсковой тактикой. Надо мне, например, занятия с командирами проводить, а я только и помню, что есть в наступлении задача ближайшая, задача последующая, задача дня... С картой мне легко, а вот расчеты всякие мучили. Зарывался
И меня вспоминал?
– Ну да. Вам же все это каждый день подают, открывай рот и хватай...
– Да, да, хватай! А мы тут вам, строевикам, завидуем. Как дадут тебе десяток листов карты склеить да нанести обстановку, да решить задачу за одного, за другого, потом взаимодействие организовать... Взвоешь.
– Чудак ты!
– Полбин, сломав, бросил камышинку и потянулся за другой. Взвоешь... Спасибо скажешь, когда в часть придешь.
– А я не знаю, пойду ли я в часть, - сказал Котлов, задумчиво глядя на поезд, подходивший к станции.
– Ты что?
– Полбин оставил свое намерение сорвать камышинку.
– Летать перестал?
– Нет, почему. Мы летаем для практики. Только меня на штабную работу прочат. Может, здесь, в Москве.
– Жена советует? Да?
– Не только в этом дело. К Москве, брат, быстро привыкаешь. Сюда не все попадают, но кто попал, тому уезжать не очень хочется.
– Котлов поднял глаза, посмотрел левее, туда, где за мачтами проводов, за домами шумела Москва. Два красных трамвайных вагона мелькнули между редкими соснами. Федор проводил их взглядом и повернулся к Полбину: - Вот так-то...
– Ну, как знаешь, - сказал тот, не скрывая своего неудовольствия.
– А я летать привык. И чем больше летаю, тем больше хочется.
– Так и я летать буду.
– Что? По вторникам да по четвергам? Для разминки штабного зада?
– Ну, это ты брось, - обиделся Федор.
– Штабная работа - вещь нужная и интересная...
– Знаю! Я сам без своего начальника штаба, наверное, засыпался бы. Но только если уж летать, то летать... Вот СБ возьми...
Полбин стал рассказывать о том, как он хотел улучшить тактико-технические данные СБ, доказать, что потолок этого самолета выше расчетного. Облетывая одну машину после ремонта, он действительно выжал несколько сот метров сверх установленного заводской документацией "потолка", но командир дивизии неодобрительно отнесся к его опыту, сказав, что ему просто повезло, - попался удачный экземпляр серийной машины. В другой раз он стал испытывать СБ на больших углах пикирования и так измотал свой самолет непрерывными бросками, что после осмотра на земле инженер обнаружил ослабление некоторых основных узлов конструкции.
– За это мне как следует досталось от командира дивизии, - сказал Полбин, увлеченно блестя глазами и совершенно забыв о том, что только сейчас он сердился на Котлова за его намерение стать "штабником".
– Поставил вертикально и минут десять отчитывал, грозил отстранить от полетов за "рискованные эксперименты"...
– Полбин шумно выдохнул воздух.
– Я и сам понимаю, что нельзя, и своих гоняю за такие штуки, но уж очень хочется с пикирования бомбить...
– Погоди, погоди.
– Котлов положил ему руку на колено.
– А ты разве про Пе-2 еще не
– Пе-2? Слыхал. Так это же только опытная машина.
– Какое опытная! Уже пошла в серию. Я думаю, даже части комплектуются, кто поближе... Здесь, на Тушинском, тоже садится иногда, я издали видел.
Над Тушинским аэродромом, который находился недалеко за лесом, все время неутомимо кружились учебные самолеты. Изредка с характерным посвистом крыльев пролетали одиночные СБ.
Со стороны Москвы на небольшой высоте появился двухмоторный самолет. Федор равнодушно смотрел на него, думая, что это опять СБ, но Полбин, тоже глядевший поверх сосен, вдруг воскликнул:
– Двухкилевой! Это что за машина? Может, "Петляков"?
– Он и есть, - присмотрелся Котлов.
– Легок на помине...
Полбин вскочил. Поднялся и Федор. Самолет быстро приближался. Поблескивая крыльями в лучах заходящего солнца, он сделал пологий разворот, выпустил шасси и, снижаясь, скрылся за лесом.
– Сел на Тушинском! Пошли!
– потащил Полбин Федора за рукав.
– Куда пошли? Пока дойдешь, уже стемнеет. А пощупать тебе его не дадут. Опять наткнешься на часового, в штаб поведут...
– А завтра?
– Не знаю. Обычно они здесь только ночуют и уходят на рассвете. Но я тебе так рано подняться не дам.
Полбин молчал. Его взволновал не только вид нового самолета - быстрого, с острым носом, с узким веретенообразным фюзеляжем, который непривычно заканчивался двумя вертикальными рулями в виде овалов на концах стабилизатора. Он вспомнил разговор с Чкаловым под крылом АНТ-25, его слова:
"Самолет специальный нужен, пикировщик. Будет!" Вот он есть. Советский пикирующий бомбардировщик. На нем летают счастливцы, "кто поближе". А Федор думает переходить на штабную работу!..
– Ладно, пойдем, - сказал он Котлову. Пруд еще дымился, но отражение беседки исчезло: солнце опустилось за деревья, и длинные их тени закрыли всю поверхность воды.
Глава XIII
...Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и' некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налетывражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.
Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении..."
Гитлеровцы рассчитывали на "молниеносную" войну и в планах своих отводили одно из первых мест авиации. На территории самой Германии, на землях порабощенных фашистами европейских государств дымили трубы ста пятидесяти заводов, строивших самолеты и моторы. У границ Советского Союза к началу войны сосредоточились четыре воздушных флота из пяти, составлявших тогда гитлеровскую авиацию, - около восьмидесяти процентов всех самолетов. Это были тысячи "Юнкерсов" и "Мессершмиттов", готовых подняться в воздух по первому сигналу.