Дело маленьких дьяволов
Шрифт:
За очередным поворотом показалась ограда кладбища – и я, повинуясь внезапному импульсу, толкнул скрипучую металлическую калитку и шагнул в зеленоватый сумрак. Ухоженная аллейка вилась меж надгробий. Здесь никого не было – живые, как правило, избегают мест, напоминающих им о бренности существования. Присев на скамейку, я сделал несколько глубоких вдохов – и усмехнулся.
А ведь надо признать, все эти мерзавцы-торгаши были настоящими энтузиастами своего дела! Наверное, меня приняли за опустившегося иммигранта – одного из тех бедолаг, что приехали сюда в отпуск и внезапно обрели, как им казалось, потерянный рай. Красоты нашего мира, дешевизна жилья и продуктов, поджидающие на каждом шагу соблазны – от разнообразных наркотиков до экзотических
Что дальше? Двадцать семь трито – это всё, что мне удалось вырвать из жадных перепончатых лап столичных барыг. По меркам люмпенов из Весёлых Топей, например, я только что сделался настоящим толстосумом. В принципе, этих денег вполне хватит на приличный костюм и на дорогу. Светилу психиатрии к лицу путешествовать на воздушном корабле, пускай даже эконом-классом! А уже там, на юге, будет возможность нанять лодку и проводника для визита в урочище Срубленный Лес. Заморочить родню Звездуа научными терминами и апломбом «настоящего ученого», добиться свидания тет-а-тет с генералом, ну, а дальше – по обстоятельствам… Но что делать, если вдруг потребуются незапланированные траты?
На колени мне спланировал сухой лист мау-курру. Он чем-то напоминал свернутый парус… Много позже, оглядываясь назад, я частенько вспоминал именно этот момент: точку, когда всё могло пойти по-другому. Преображение в herr’a doctor’а направило бы мои изыскания в совершенно ином направлении; и как знать, чем бы всё завершилось…
Но лист навеял совершенно иные образы. Запахи речной воды, просмолённых досок и тины; плеск волн и весёлая перебранка матросов, скрип уключин и свежий ветер, ласкающий лицо… Новая жизнь приучила меня быть экономным – так что мешает найти какую-нибудь баржу и полюбовно сторговаться со шкипером? Матросы на реке нужны всегда; вдобавок я не только сэкономлю деньги, но и малость подзаработаю! Вечный бродяга, перекати-поле, искатель приключений – в моём положении вообще самая безопасная из масок.
Кладбище я покинул умиротворённым. Досада ушла; теперь я точно знал, как и что буду делать. В душе исподволь нарастало желание встретиться со старыми друзьями, пройтись по улочкам, знакомым с детства… Но проблемы, увы, остались прежними. Я закупился в дорогу – только самое необходимое, то, чего нельзя достать вдалеке от столицы; а заодно выяснил предстоящий маршрут и отыскал попутный корабль. Это был небольшой грузовой пиасс – традиционная посудина фрогов, с похожим на веер парусом и круто задранными носом и кормой. Команда – простые ребята, грубоватые, но весёлые; мне всегда нравилась такие. Мы в два счёта нашли общий язык, после чего я немного помог парням с погрузкой.
Когда последний тюк занял своё место в трюме, из-за борта был извлечен решётчатый ящик с парой закупоренных кувшинов внутри. Тростниковый эль – забавная штука: по вкусу похож на пиво, но валит с ног почище молодого вина. Прохладный напиток пришёлся весьма кстати. Моим новым товарищам, как водится, показалось мало, и вся компания нетвёрдой походкой двинула в ближайший кабак. Я же удобно устроился на корме, в тени полотняного навеса. Покуда всё складывалось удачно: мой визит в Амфитриту остался незамеченным, а к вечеру мы покинем полную суеты и опасностей столицу и двинем на юг. Здесь, на пиассе, мне ничего не угрожало; общий план действий был намечен, и проклятая неопределенность отступила. Что ещё надо для счастья?
В Метрополии говорят: хочешь насмешить богов – расскажи им о своих планах. У фрогов есть аналогичная поговорка, почти слово в слово. Только вместо богов здесь принято поминать князей преисподней…
Папа Ориджаба греб молча; он накинул на изуродованную ладонь верёвочную петлю, чтобы рукоять весла не выскальзывала. Роффл не отставал: мускулы так и бугрились под кожей. На многочисленных повязках «братца» выступили свежие алые пятна. Морфи едва успевал перекладывать руль, вписываясь в извивы узких каналов. Краденая лодка шла валко, то и дело норовя зачерпнуть воду бортом; да и то сказать – она не была рассчитана на такое количество народу.
Пленницу запихнули в джутовый мешок – сразу, как только громила отомкнул замок, удерживавший её на цепи. Интересно, кстати, зачем? Из контейнера она всё равно не смогла бы выбраться… Ох, не о том надо думать! Сейчас мешок лежал на дне лодки, под ногами Роффла, и распространял гнусный запах. Девчонка вела себя тихо, не трепыхалась. Вначале было попробовала, но Роф быстро её утихомирил. Одной заботой меньше… Проблем и так хватало.
Морфи ощущал в душе странную пустоту. Все эмоции словно отключились; он как будто наблюдал себя и всех остальных со стороны – спокойный и невозмутимый. Залитые потом лицо и грудь Папы, страх Гаса, окружавший его, словно облако, нервно закушенная губа Олури, мрачная сосредоточенность Роффла – все эти мелкие детали, на которые он прежде не обратил бы внимания, теперь просто бросались в глаза. Семейство Ориджаба нервничало; да и было отчего… Громила, вскрывая контейнер, грозился страшными карами – до тех пор, покуда Папа не заткнул его грязную пасть навсегда; но страшней всех угроз было одноединственное имя: Кроет. Бледный Кроет.
Всякий обитатель Весёлых Топей едва ли не с младенчества знал клички мрачных трущобных владык, некоронованных принцев самого преступного района столицы. Даже мафия предпочитала не связываться с «персонами». В своих владениях они обладали поистине безграничной властью – властью, основанной прежде всего на страхе. Но даже среди этой отвязной братии Кроет стоял особняком. Основные барыши он получал с ростовщичества и торговли краденым. Фрогов, имевших неосторожность задержать платёж или же расстроить Бледного чем-нибудь ещё, редко находили в одном месте. Как правило, такой несчастный более или менее равномерно распределялся по нескольким кварталам… Причём если вам доводилось обнаружить части тела, заботливо расфасованные по маленьким корзинкам, это вовсе не значило, что их прежний обладатель к тому времени уже умер. Кроет был опытным вивисектором.
Знал ли Папа заранее, на чей куш нацелился? Морфи готов был поспорить, что нет: экс-карманник никогда в жизни не решился бы бросить вызов такому фрогу. Должно быть, те, от кого он узнал о сделке, не упоминали имен… Впрочем, что теперь гадать. Дело-то уже сделано.
После случившегося они никак не могли оставить в живых второго громилу. Папа первым всадил ему в горло стрелу – и заставил остальных сделать по выстрелу в хрипящее и дёргающееся тело. Гаса тут же вырвало; а вот Олури держалась молодцом – хоть и побледнела так, что это было заметно даже сквозь гуталин. Именно тогда чувства Морфи куда-то подевались: с тех пор всё происходило словно во сне.
– Нам крышка, Папа. Нам полный капец, – произнес Гас странно-спокойным голосом. – Бледный вычислит нас, это как два пальца намочить. Они придут ещё до ночи.
– Заткнись, плесень! – рыкнул на «братца» Роффл; открывшиеся раны отнюдь не улучшили его мерзкий характер. – Нытик проклятый!
– Нет, пускай выговорится, – неожиданно вступился Папа Ориджаба. – Гас, сынок, выше голову! У нас всё получится. Я ведь предупреждал, что дельце будет не из лёгких, э? Но мы справимся, вот увидишь. Я всё предусмотрел. Так, Роф, сбавь скорость: мы уже достаточно далеко отошли…