Дело о чудовище с четвертого этажа
Шрифт:
Егор хмыкнул, признавая аргумент. На следующей странице снова изображалась спальня. Рядом с кроватью, где притаилась плотно заштрихованная тьма, стояла девочка. Из глаз её били фонтаны крупных, нарисованных отдельными каплями слёз.
– Надо съездить в архив. Посмотреть, с кем из нечисти связывают мяту. Я такого не припоминаю.
– Не мята, а мета…
Последняя картинка была нарисована в два цвета, красным и чёрным карандашами. Вся та же схематичная спальня и раскоряченная кровать. Из темноты под ней таращились две злобных щели с узкими полосками зрачков. К низу темнота сужалась и клинообразным отростком выдавалась вперёд. Лапа? Или борода? Но самое главное, над кроватью плясали кривые буквы, выведенные неумелой рукой: «Метасказка». Одинцов
Василиса слезла с кровати и подошла к участковому. Посмотрела на рисунок, склонившись над плечом. Так близко, что Егор ощутил запах её волос, напомнивший об уставшем от летнего зноя поле. Похожий аромат витал в дачном доме его бабушки, любительницы добавлять в чай разные травы вроде ромашки и чабреца.
– Это наверняка он.
– Узнаешь кого-нибудь из фольков? С длинной тёмной бородой?
Девушка подняла глаза к потолку, припоминая имена.
– Бородатых полно. Черномор, Банник, Блуд, Чернобог, Дед Пихто, Кудеяр, Финист, Полевик, Лесовик. Богатыри тоже все бородатые, кроме Алеши Поповича… – как бы оправдываясь, смущённо добавила – В славянском фольклоре бритых мужчин и нет почти…
М-да, вот тебе и особая примета. Одинцов выдрал листок, сложил его в приготовленный файлик и убрал в карман.
– А про метасказку что-нибудь слышала?
Василиса покачала головой. Села на ковёр, собирая ненужные рисунки и расталкивая их обратно по мешкам. Егор взялся ей помогать.
– Надо в интернете поискать.
– Бесполезно. В Московской общине есть специальная служба, которая подчищает информацию в сети. В интернете ты не найдёшь ничего про настоящее волшебство. Зато я знаю, у кого можно спросить. Администрация сегодня работает допоздна, успеем.
Глава 5. Сказочная бюрократия
22 августа 2012 г. Среда, вечер, около восьми.
Услышав про администрацию, Егор подумал о сером трёхэтажном здании в центре города, где скрывался тихий незаметный мэр, раз в четыре года выбиравшийся в общественное пространство, чтобы напомнить о своём существовании.
Однако помощница Бабы Яги потащила его на окраину, за насыпь с железнодорожными путями, к закрытому НИИ сельскохозяйственной микробиологии. В советское время институт являлся научным центром всесоюзного масштаба. В девяностые финансирование сократили, и НИИ тихо загнулся, как и многие учреждения тех времён. Осталась огромная территория за забором: несколько корпусов, своя котельная, большой сквер. Но на всём лежала печать заброшенности и разрухи. Фонари горели через один. Бетонная плитка во дворе растрескалась, между стыков проросла трава. Краска на зданиях облезла и встопорщилась хлопьями, круглую чашу фонтана заполнила дождевая вода, на поверхности которой плавали листья и мелкий сор.
Ощущение безвременья усиливал холодный вечерний свет. Из разросшихся елей торчали руки какой-то статуи. Крепкие бронзовые ладони поднимали к небу конструкцию, похожую на схему атома из школьного учебника по физике. Один из эллипсов, изображавший траекторию электрона, опутывала лента с лозунгом «Слава советской науке!». Над восклицательным знаком сидела ворона.
Впрочем, приглядевшись повнимательней, Егор начал замечать отдельные признаки жизни. На калитке у пустой проходной висело объявление, что въезд на территорию осуществляется по пропускам, оформляемым у коменданта. Кое-где на этажах блестели пластиковые окна, за которыми виднелись опущенные жалюзи. В урне валялся бумажный стаканчик из-под кофе. У парадного крыльца с десятком выщербленных ступеней цвели петуньи в гипсовых вазонах. Рядом висела растяжка с надписью «Отель Лукоморье» и жирной стрелкой, указывающей направо.
Заметив недоумённый взгляд участкового, Василиса пояснила:
– Община выкупила здание десять лет назад. Недавно мы решили одно крыло оборудовать под отель, а доходы пустить на социальные нужды.
Егор усмехнулся.
– И как, много тех доходов?
– Пока не очень. Половина номеров пустует, иногда вообще два-три клиента живут.
Ничего удивительного. Верхне-Волчанск и в лучшие времена не мог похвастаться потоком туристов. Историческая застройка в городе не сохранилась, не считая пары образчиков советского конструктивизма, вроде того же НИИ или кинотеатра «Космос». Из посторонних сюда приезжали только редкие командировщики, связанные со строительством или деревообработкой. Но и они предпочитали селиться по съёмным квартирам.
Возле входа в центральный корпус висело ещё одно объявление про отель со стрелкой, на этот раз распечатанное на простом листке а-четыре. Должно быть, для самых рассеянных постояльцев. Егор поднялся по ступеням и придержал дверь идущей следом Василисе. Интерьер помещения соответствовал фасаду. Свет фонаря у крыльца с трудом просачивался сквозь пыльные стёкла. Дальнюю стену покрывала мозаика со снопами колосьев и учёными в белых халатах, за спинами которых ползли по полю трактора. Несколько кресел с деревянными ножками, окружённые фикусами в напольных горшках, терялись в сумраке вестибюля. Звук собственных шагов показался Одинцову слишком громким и неуместным.
Из вестибюля они попали в коридор с лампами дневного света, где по стенам тянулись оставшиеся с институтских времён плакаты под оргстеклом, перечислявшие виды насекомых-вредителей. Егор узнал колорадского жука и бабочку-капустницу. Старый линолеум вспучился волнами. Тихо жужжали лампы, издалека наплывал недовольный бубнёж.
Коридор закончился просторным холлом. У дверного проёма на стуле посапывала старушка в толстой мохеровой кофте. Дремала чутко: Егор едва не наткнулся на выставленную поперёк прохода руку.
– Гостиница не здесь. Вернитесь назад, выйдите из здания и поверните направо.
– Всё в порядке, это со мной. – Василиса взяла участкового под локоть. – У Филина есть кто-нибудь?
– Демидыч. Полчаса как зашёл.
– Тогда мы следующие. Придётся подождать.
Последняя фраза была обращена к Егору. Он машинально угукнул, пожирая глазами обстановку администрации.
Ремонт здесь не обновлялся с перестройки. Именно тогда появился унылый подвесной потолок и скамейки в виде скреплённых по трое дырчатых сидений, верный признак учреждений с плохим бюджетом. Из остатков былой роскоши уцелела мраморная плитка на полу и лепной барельеф со знамёнами и профилем вождя. В холл выходило шесть дверей, на ближайшей значилось: «Ярослав Мудрый, В. К. Приёмные часы: вторник и четверг, с десяти до четырнадцати ноль-ноль». На другой – «Бухгалтерия и отчётность», на следующей «Дежурная служба», за ней виднелся «Юридический отдел». Последним шёл «Ведьмовской совет по вопросам социальной защиты населения», напротив которого толпилась самая большая очередь. Возле архива никого не было, но Василиса на всякий случай заняла позицию поближе. Между бухгалтерией и дежуркой висел стенд с правилами поведения, откуда участковый узнал, что фолькам запрещалась передвигаться по улицам в ступах, сапогах-скороходах, сидя на помеле, лёжа на печи, на собачьих и заячьих упряжках, летучих кораблях, а также «при помощи иных транспортных средств, использующих нетрадиционную (волшебную) тягу». Регламентировался и внешний вид горожан: крылья, рога и хвосты перечёркивал красный крест.
Четверть стенда отводилась доске позора. К ней кнопками крепилась плохо пропечатанная чёрно-белая фотография, где было запечатлено озеро у песчаного карьера. Из воды торчали три каких-то кочерги, причём средняя дымилась. Из-за ночной съёмки детали и контуры сливались между собой в зернистые кляксы. Егор прищурил глаза, вчитываясь в мелкий текст: «За злостное нарушение пункта 3.1 Устава Общины, а именно, купание в поселковом озере в ненадлежащем виде, а также за многочисленные поджоги помоек и урн, Змей Горыныч лишается права на проживание в Яви сроком на два года. Заместитель В.К. Ярослава Мудрого Наина Киевна Финн». Под датой стояла размашистая подпись синей гелиевой ручкой.