Дело о двойняшке
Шрифт:
Атмосфера чердака успокоила Мьюриель. Она заглянула во все уголки, чтобы удостовериться, что там никого нет. Спускаясь по лестнице, она уже не рисовала в уме жуткие картины.
Внизу лестницы ее ждала сводная сестра, Гламис Барлоу, кипевшая от негодования.
Гламис предпочитала спать в чуть ли не абсолютно прозрачных одеждах, облегающих фигуру. Волосы цвета меда обрамляли горящие гневом голубые глаза.
– Что ты там бродишь среди ночи? – проворчала Гламис.
– Прости, Гламис, – извинилась Мьюриель. – Я… я искала…
– Что? –
– Мне требовалось туда подняться. Я старалась двигаться тихо.
– Мне показалось, что там бесится табун лошадей, – сказала Гламис. – Ты ходила прямо над моей комнатой.
– Извини.
Внезапно Гламис рассмеялась.
– Прости, Мьюриель. Я ужасно ворчлива так рано утром. Кофе готов?
Мьюриель кивнула.
– Я не чувствую себя человеком, пока не выпью кофе. Сейчас спущусь и налью себе чашечку, а потом пойду дальше спать. Ты закончила свои дела на чердаке?
– Да, – кивнула Мьюриель. – Не беспокойся, Гламис. Если хочешь, я принесу тебе чашку сюда. Черный?
– Да.
– Прости, что я тебя разбудила, – еще раз извинилась Мьюриель. – Я готовила завтрак папе.
– На чердаке? – рассмеялась Гламис.
Мьюриель похлопала ее по плечу.
– Возвращайся в постель, Гламис. Я сейчас принесу кофе. Я не хотела будить тебя.
– Да все в порядке. Однако у нас ночует Хартли Эллиотт, а ему нужно выспаться.
– Правда? – воскликнула Мьюриель.
– Да. Он в розовой комнате. Мы вернулись уже утром, да еще посидели немного на крыльце. Когда Хартли стал заводить машину, оказалось, что он забыл выключить зажигание и сел аккумулятор. Так что я предложила ему остаться у нас ночевать.
– А твоя мать знает? – поинтересовалась Мьюриель.
– Конечно, нет, она спала. Ты что, предполагала, что я разбужу мать, чтобы сообщить ей, что я пригласила кого-то у нас переночевать? Мне двадцать лет, а если тебя беспокоят вопросы приличия… – Внезапно Гламис замолчала, и в уголках ее рта появилась улыбка. – Я просто свинья по утрам, не так ли? – усмехнулась она.
Мьюриель снова похлопала ее по плечу.
– Я принесу тебе кофе, Гламис. Иди в кровать, а то замерзнешь, ты ведь практически голая.
– Да? – переспросила Гламис, проводя руками по прозрачной одежде.
Она расхохоталась, а потом босыми ногами бесшумно пошла по покрытому ковром коридору.
Мьюриель спустилась на первый этаж, уверенная, что по какой-то причине ее отец мгновенно сорвался к себе в контору, не успев попрощаться. Возможно, вспомнил что-то, что забыл сделать. Не исключено, что на утро была назначена встреча, о которой он совершенно забыл.
Мьюриель пребывала в отличном расположении духа, наливая Гламис кофе из электрокофеварки. Она положила на тарелку тонкий кусок прожаренного хлеба. Гламис очень внимательно следила за фигурой и хотела иметь ее именно таких объемов, чтобы быть наиболее обольстительной. Вечером она
Гламис сидела в кровати, поджав колени.
– О, Мьюри! – воскликнула она. – Ты вспомнила даже о гренке!
Она с благодарностью посмотрела на сводную сестру.
– Проголодалась? – поинтересовалась Мьюриель.
– Ужасно, – призналась Гламис. – Я всегда просыпаюсь с волчьим аппетитом. Если бы я только позволила себе расслабиться, я бы, кажется, целую гору съела. – Она потянулась, затушила сигарету в пепельнице, протянула руку за кофе, подняла глаза на Мьюриель и заметила: – Не представляю, как тебе это удается.
– Что удается? – не поняла Мьюриель.
– Ты все делаешь, словно хорошо смазанная машина. Ты всегда спокойна, у тебя все получается, из тебя ключом бьет энергия. Я не в состоянии ногой пошевелить, пока не выпью кофе, а потом мне еще требуется где-то с полчаса, чтобы прийти в себя.
Гламис отломила кусочек хлебца, положила в рот и запила кофе.
Внезапно она отодвинула тарелку и чашку от кровати, улыбнулась Мьюриель и опустила голову на подушку.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарила она. – Я еще несколько часиков поваляюсь.
Мьюриель, тихо закрыв за собой дверь, вышла из комнаты и вернулась в столовую. Сегодня у повара был выходной, а горничная обычно приходила позднее, чтобы вымыть посуду и убрать дом.
Мьюриель снова почувствовала себя неуютно, взглянув на обеденный стол, яичницу с колбасой на тарелке и на газету на полу. То, что отец ушел не попрощавшись, было ему не свойственно, потому что он всегда проявлял внимание к людям, даже в мелочах, и он точно знал, что Мьюриель находится в кухне…
И тут она заметила его портфель.
Отец ни при каких условиях не отправился бы к себе в контору без портфеля. Девушке было точно известно, что в нем лежат бумаги, над которыми отец трудился вчера вечером и сегодня первым делом собирался что-то по ним диктовать своей секретарше. За завтраком он даже на минутку вынимал картонную папку, в которой они хранились, чтобы уточнить какой-то вопрос, и сделал для себя пометку.
Мьюриель пересекла комнату, взяла портфель в руки и открыла.
Договоры находились в папке.
Мьюриель вынула их, пролистала, а затем обратила внимание на приписку, сделанную рукой отца, на картонной папке:
«В случае возникновения каких-либо проблем следует немедленно связаться с Перри Мейсоном, адвокатом. Никому больше не звонить».
Под посланием, написанным чернилами, стояли инициалы отца Мьюриель. Последняя буква оказалась слегка смазанной, словно папку быстро закрыли и убрали назад в портфель, не дав чернилам высохнуть. Там также был указан телефон, предположительно адвокатской конторы Перри Мейсона.