Дело о фамильном проклятии
Шрифт:
— Но, может, этот локон она дала ему раньше? — воскликнул Дамьен.
— Капитан Лафар узнал ленту, которую подарил вашей сестре, приехав в тот раз. Зачем ей дарить локон тому, с кем она собиралась расстаться, да ещё связывать его лентой, подаренной новым возлюбленным? Итак, де Руже убил Жаклин и где-то спрятал её тело. Её исчезновение привело в отчаяние всех. Не только слуги, рыцари и стражники гарнизона искали девушку, к поискам присоединились и селяне из окрестных деревень, которые знали её как добрую и милостивую госпожу. Но поиски оказались безрезультатными, к тому же приходит ужасная весть о том, что рухнула одна из сторожевых башен, долгие годы охранявших Олонд от древнего проклятия. И тут начинаются странности…
Марк снова бросил взгляд на безмолвного барона.
— Ваша светлость немедленно прекращает поиски дочери, заявляет о том, что она стала жертвой родового проклятия, и избавляется от всех её вещей. Семья стремительно
— Что ж в этом странного? — старик бросил на него недовольный взгляд. — Вы можете не верить в проклятия, но я имею слишком много доказательств их реальности. И наше проклятие — не миф. Оно в своё время убило нескольких моих предков, а в этот раз настигло мою дочь, её жениха, привело в бедственное положение нашу семью. Пусть я не был поражён той страшной болезнью, но меня сразил иной недуг, сделав, как вы выразились, развалиной.
— На первый взгляд всё так и выглядит, вот только, начав проверку этих фактов, я выявил в них много нестыковок. Прежде всего, та башня. Как выяснилось, она была разрушена не молнией, а взрывом, то есть кто-то подложил под основание порох и со знанием дела взорвал его. Отметим этот момент, ведь сделать это мог лишь человек, уже имевший дело с порохом ранее, потому что знал, как сделать закладку и подорвать её, не оказавшись под руинами. Это, скорее всего, военный или, быть может, горняк, потому что в горном деле тоже используют порох. Ещё одна странность этого дела состоит в том, что башня была разрушена не до исчезновения барышни Жаклин, а после, то есть проклятие не имело к её исчезновению никакого отношения. Вы же при этом действуете так, словно совершенно уверены в смерти вашей дочери, хотя её тело не найдено, свидетелей преступления нет. Ещё недавно вы бросили в темницу Жильбера де Руже, с которым её видели в последний раз живой, но потом вдруг выпускаете его, обещаете ему часть наследства и дарите перстень, который называете фамильной драгоценностью. И Жильбер, надеявшийся получить свой куш, вместо этого заболевает страшной болезнью, от которой нет спасения. Зачем же вы подарили ему этот перстень, который сами никогда не носили? Не для того ли, чтоб он свёл его в могилу, как когда-то сэра Ренода и его потомков, вплоть до Лазара де Олонда, на толстые пальцы которого это кольцо не налезло, что и позволило ему дожить до естественной смерти от обжорства?
— О чём вы, ваше сиятельство? — барон хмуро смотрел на него. — Вы полагаете, что это я убил бедного Жильбера?
— Именно так, потому что родовое проклятие прячется в этом кольце и проявляется, когда глава рода носит его на своей руке. В этот раз вы решили использовать его для того, чтоб наказать убийцу вашей дочери. Что ж до остальных ваших бед, так они выглядят не слишком убедительно. Полгода назад вы были богаты, ваш дом, где с утра до вечера толпились слуги, сиял роскошью, ваша супруга щеголяла в бархате и драгоценностях, которым позавидуют иные графини и маркизы, ваш рудник приносил стабильный доход, в чём я имел возможность убедиться, изучив бумаги. И вдруг вы погрязли в нищете? За полгода? Помилуйте, как это может быть? У вас же не было особых трат, вы не влезали в сомнительные предприятия, не играли по крупному в тайных притонах, у вас нет армии любовниц, требующих дорогие подарки. Куда делись ваши сокровища?
— Зачем же мне нужно было делать вид, что я обнищал, если этого не было? — проворчал барон.
— А вот этого я не понимаю! Я только вижу, что ваши заявления, всячески подкрепляемые словами и поступками, не соответствуют действительности. Вы ведь даже написали маркизу де Лианкуру слёзное письмо, умоляя об отсрочке выплаты податей. Мой дед сейчас восстанавливает своё положение при дворе, он в гуще придворных событий, он налаживает новые связи и формирует собственную коалицию. Ему нет дела до бед, свалившихся на его верного вассала. Но он добрый и щедрый человек и, услышав от секретаря о вашей просьбе, он, конечно, даже не вникая в суть, удовлетворяет вашу просьбу и к тому же милостиво прощает вам часть долга. А у вас теперь есть ещё одно подтверждение вашего бедственного положения. Но всё это слишком нарочито, слишком бросается в глаза. Этот потрёпанный плед, старые, едва не заплатанные камзолы… Платья вашей супруги, блистающие роскошью, всё так же висят в её гардеробной. А где же ваши наряды, в которых вы появлялись полгода назад рядом с ней на пирах и турнирах? Они не могли износиться до дыр за это время. К тому же вы — человек воспитанный в старых традициях. Как бы вы не были бедны, но принимать у себя члена семьи вашего сюзерена в таком виде вы бы не стали. Даже опустившись на дно, столь благородные люди продолжают следить за собой и стараются выглядеть
Он помолчал, глядя на де Олонда, но, так и не дождавшись ответа, продолжил:
— Я не знаю, каким образом вы узнали, что подлинной виновницей гибели Жаклин была Арабелла, однако, и ей суждено было ответить за это преступление. Все эти беды, свалившиеся на неё: бедность, тяжёлый труд в отсутствие слуг, постоянные разговоры о проклятии, страшная смерть Жильбера де Руже и появление в замке призрака, который не давал ей спать по ночам. Это же ваших рук дело?
— Вы хотите сказать, это я убил свою жену? — с некоторой угрозой уточнил барон.
Марк молча кивнул.
— Я давно подозревал, что вы ведёте здесь какую-то игру, но получил доказательства, лишь когда вы убили Арабеллу.
— Ваше сиятельство! — с ужасом и возмущением крикнул Дамьен, но Марк остановил его жестом.
— Вы действительно превратили её жизнь в ад, но вам было мало её страданий и ужаса. Наверно, вы ждали, когда на её глазах умрёт её сообщник, а потом решили, что пришёл и её черёд. Это было очень жестоко, так поступить с женщиной. Не зря король Эдмонд запретил такую казнь для изменников. Но вы помните другого короля, Франциска, а тот умел быть совершенно беспощадным и часто действовал в устрашение. При нём именно так и расправлялись с пойманными шпионами, предателями и перебежчиками. Причём, в этом имелась одна тонкость: преступников низших сословий казнили низшие чины, а вот рыцари удостаивались чести умереть от рук равных себе. Так что вы знаете, как это делается.
— Если уж так судить, — криво усмехнулся барон, — так почему ж вы не обвиняете в этом моих слуг, которые тогда были солдатами?
— Из-за узла, — ответил Марк. — Об этом я услышал от маршала Беренгара, а после об этой детали упоминал и мой дед. Солдаты связывали руки своей жертве обычным узлом, а вот рыцари использовали особый, с тройным захлёстом.
Барон снова нахмурился.
— И как вы думаете, я со своими больными ногами и не разгибающейся спиной мог проделать такое?
— Я думаю, что ваша болезнь такой же фарс, как и ваша бедность. Вы вполне здоровы, но именно для того, чтоб отвести от себя подозрения, прикинулись развалиной. Поверьте, если б это было правдой, я бы не позволил себе столь грубое выражение. Это вы ходили по пустующим комнатам третьего этажа и двигали мебель, чтоб каждую ночь пугать свою супругу, вы изводили её разговорами о проклятии и вы же подвесили её на мясницкий крюк в старой коптильне. Кстати, и смерть де Турнье на вашей совести. Почему я так считаю? Он спустился в ваш фамильный склеп, чтоб ограбить его, и как всякий вор в ночи наверняка был насторожен. Если он услышал, как захлопнулась дверь, так неужели тут же не бросился наверх, чтоб открыть её? Он был довольно крепким мужчиной и смог бы сделать это, если б подбежал к двери до того момента, как замок был закрыт. Ему хватило бы времени и сил, если б убийца возился с отмычками в полумраке. Он не успел только потому, что дверь заперли не отмычкой, а настоящим ключом, уже вставленным в замочную скважину. А у кого может быть ключ от склепа? Только у хозяина замка.
— И это всё? — барон холодно смотрел на него. — Выходит, во всех этих несчастьях вы обвиняете только меня?
— Нет. Я обвиняю в них также Жильбера де Руже и вашу супругу. Вы только мстили за их преступления, что, по сути, является вашим правом.
— Это смехотворно! — воскликнул старик. — У вас нет ничего, кроме жалких сокровищ Арабеллы и ваших собственных умозаключений! Любой суд усомниться в их разумности!
— А кто говорил о суде? Я же сказал, что не стану поднимать вокруг этого шум.
— Однако расскажете об этом вашему деду?
— Я должен сделать это, ибо он так же мой господин, как и ваш. Он глава рода де Лианкуров, к коему я имею честь принадлежать. Я не вправе скрывать от него деяния его вассалов, о которых мне стало известно. Однако обещаю, что честно расскажу ему обо всём, что сумел найти и выяснить, и только после этого выскажу своё суждение о произошедшем. Он опытный и мудрый человек, и часто удивляет меня своей проницательностью, умея разглядеть и разгадать то, чего я не заметил или не понял. Возможно, он не согласится с моими выводами.