Дело о карикатурах на пророка Мухаммеда
Шрифт:
Предисловие к русскому изданию
Радость ожидания
Я жду реакции российских читателей на «Дело о „карикатурах на пророка Мухаммеда“»[1] с радостью, но и с некоторой тревогой. Ведь эта книга в значительной степени основана на моем личном опыте изучения борьбы за права человека и механизмов угнетения в СССР и новой России. Безусловно, я очень рад, что могу поделиться размышлениями с русскоязычным читателем, которому как никому другому может быть понятен мой взгляд на цензуру и самоцензуру, на сущность свободы и толерантности. Тревожит меня лишь одно: знает ли этот читатель описанную действительность и согласится ли с моими выводами?
Россия занимает важное место в моей жизни. Впервые я встретился с этой огромной восточной страной летом 1980 года, во время московских Олимпийских игр, где был гидом делегации датских коммунистов.
общей квартире (так называемой коммуналке) на Арбате, в историческом районе российской столицы, но главным образом из-за близкого знакомства с диктатурой. Правда, чтобы «переварить» столь сильное впечатление, мне потребовалось некоторое время, но в конце концов я стал антикоммунистом.
В 1982 году я вернулся в Данию и устроился переводчиком русского языка в Датскую организацию помощи беженцам, где помогал советским эмигрантам проходить интеграционную программу датского правительства. Это был полезный опыт, в том числе позволивший мне познакомиться с европейскими диссидентскими кругами. Я стал регулярно читать зарубежные русские газеты и журналы, такие как «Русская мысль», «Континент», «Страна и мир», «Синтаксис», «Грани» и «Время и мы», а также литературу, выпускаемую эмигрантскими издательствами на Западе. Параллельно я продолжал изучать русский язык, уделяя основное внимание русской литературе, семиотике и языкознанию.
Когда в 1985 году генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Горбачев, который начал перестройку и объявил гласность, интерес мира к ситуации за железным занавесом резко возрос. Я переводил на датский русские книги, такие как «Печальный детектив» Виктора Астафьева, «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, рассказы Евгения Попова и Булата Окуджавы, а также первые воспоминания Бориса Ельцина. На волне социально-политических потрясений в горбачевском Советском Союзе крупные датские газеты решили направить в Москву своих корреспондентов. Мне удалось оказаться в числе тех, кому это было поручено, хотя я и не был дипломированным журналистом. С 1990 по 1996 год я работал московским корреспондентом газеты «Берлинске Тидене», затем, проведя три года в Вашингтоне, в 1999 году вернулся в российскую столицу уже в качестве сотрудника «Моргенависен Юлландс-Постен». В следующий раз я оказался в России в 2004 году, а потом вернулся в Данию, став редактором отдела культуры «Юлландс-Постен». Это был краткий обзор внешней стороны моих отношений с Россией.
Но в моем «советском» и «российском» прошлом были и другие события, повлиявшие на мое понимание карикатурного скандала, который в начале 2006 года приобрел глобальный размах и превратился в дискуссию о соотношении свободы слова и уважения к религиозным чувствам других. Отправной точкой послужили самоцензура и страх в культурной среде Западной Европы, возникавшие всякий раз, когда речь заходила об исламе, — нечто подобное я уже видел в СССР, хотя до определенного момента не связывал эти явления. После публикации рисунков самые разные круги общества стали требовать ввода уголовной ответственности за богохульные высказывания и изображения. Все это было мне уже знакомо и напоминало борьбу советской власти с инакомыслящими. Для руководства КПСС произведения Александра Солженицына были богохульством, как для правительств исламских стран — «карикатуры на пророка Мухаммеда», опубликованные «Юлландс-Постен». Такой вывод можно сделать, например, из протоколов совещаний Политбюро, где принимались решения в отношении Солженицына, которого называли не иначе как еретиком, оскорбившим святыни советских граждан. Статьи 70 и 190 п. 1 Уголовного кодекса СССР очень похожи на законы о богохульстве, по которым в эпоху Реформации еретиков сжигали на кострах.
С этой точки зрения заметна прямая связь между преследованием инакомыслящих в СССР и двумя судебными процессами против директора музея имени Сахарова Юрия Самодурова и его коллег, проходившими в Москве в 2005 и 2010 годах. Один из них подробно описан в последней главе этой книги и свидетельствует о том, насколько важно настаивать на различии между словом и делом, между оскорбительными словами и физическим насилием или разрушением. В 2003 году Музей имени Андрея Сахарова организовал выставку, ряд экспонатов которой многие верующие сочли оскорбляющими их религиозные чувства. Группа христиан разгромила выставку, однако они избежали ответственности, поскольку их действия были признаны естественной реакцией на нанесенное им оскорбление, в то время как Самодурова и его коллег осудили за подстрекательство к религиозной ненависти.
Этот судебный процесс наглядно показал, что, не видя различия между словом и делом, общество не может отличить преступника от его жертвы. Именно поэтому Самодурова и его коллег превратили из жертв в преступников, в то время как преступники перешли в категорию жертв. В либерально-демократическом обществе должно существовать четкое различие между словом и делом — в противоположность странам с авторитарными режимами, где органы власти подвергают людей уголовному преследованию не только за дела, но и за слова. В этом и заключается основная мысль «Дела о „карикатурах на пророка Мухаммеда“».
Посвящается Гуку, Туллесену и Тулику
«Глупцы, — сказал я, — вы ведь не знаете,
Что молчание растет, как раковая опухоль».
Саймон и Гарфанкел
Оглядываясь назад
Сомнение — состояние неприятное, но уверенность — просто смехотворное.
Вольтер
2009 год, воскресное утро. Я принимаю душ в своем номере в одном из отелей Лиона и слушаю, как дождь стучит в окно, за которым в конце узенькой улицы виднеется городская река. Через час в лионской мэрии французская газета «Либерасьон» собирается провести конференцию по существующим в Европе угрозам свободе слова. Я участвую в этой конференции. Последние годы меня часто видят на подобных мероприятиях. Вчера я был в Париже, а в начале недели — на конференции в Берлине, где оказался в центре жаркого спора по поводу присутствия ислама и его последователей в европейских средствах массовой информации. Едва я начал выступление, как одна из слушательниц встала и направилась ко мне, зло вопрошая, с какой стати я учу демократии ее и других мусульман, находящихся в зале. Раздраженно ткнув пальцем в сторону организаторов мероприятия, она спросила, как только им пришло в голову пригласить меня, и, не дожидаясь ответа, покинула помещение.
В Америке меня встречали акциями протеста студенты высших учебных заведений, недовольные тем, что мне было предоставлено слово. В Иерусалиме перед входом в университет, где я должен был выступить с докладом, прошла демонстрация, организаторы которой требовали исключить меня из списка докладчиков. После того как весной 2009 года я высказал свое мнение на конференции ЮНЕСКО в Дохе, где обсуждались границы дозволенного в отношении реализации права на свободу слова, негодующие жители Катара завалили письмами электронную почту местных органов власти. Министерство внутренних дел организовало «горячую линию» для звонков граждан, возмущенных тем, что эмир пустил меня в страну. Местная пресса называла меня не иначе как датским дьяволом.
Весной 2006 года студенческое общество «Оксфорд Юнион» пригласило меня принять участие в дискуссии о противоречии между правом человека на свободу слова и необходимостью уважать религиозные чувства других людей. С момента своего основания в 1823 году общество «Оксфорд Юнион» было известно как форум, на котором могли обсуждаться любые актуальные и вызывавшие серьезные разногласия темы, такие как война, или проблемы расизма и нетерпимости к другим религиям, или ближневосточный конфликт, или другие взрывоопасные вопросы. Премьер-министр от партии консерваторов Гарольд Макмиллан даже назвал богатый традициями «Оксфорд Юнион» последним бастионом свободы слова в западном мире. Должен сказать, что противоположность точек зрения воспринимается там как нечто само собой разумеющееся. Тем не менее, по сообщениям местной прессы, мой визит стал крупнейшей спецоперацией за несколько лет с тех пор, как Оксфордский университет посетил «король поп-музыки» Майкл Джексон. В аэропорту меня встретил начальник службы безопасности и тайно препроводил в отель, где я зарегистрировался под чужим именем. Еще до начала дискуссии окрестности Оксфорда оцепила полиция, а всем участникам данного мероприятия, чтобы попасть в зал, пришлось пройти через металлодетектор.