Дело о королевском изумруде

Куницына Лариса

— Ты смеешь встревать в разговор господ? — высокомерно поджав губы, уточнил оруженосец Филбертуса, разряженный как кукла и блиставший кружевным жабо и перстнями на руках.

— Ты должен обращаться ко мне «ваша светлость», — фыркнул ему в ответ Эдам.

— Он прав, мой милый Персиваль, — Филбертус похлопал своего оруженосца по плечу. — Его имя барон Аларед, господин Дарси тоже не на конюшне родился, так что будь учтив и постарайся с ними подружиться, это тебе пригодится в будущем. Иди с ними, смотри по сторонам, может, что-то заметишь.

— Идёмте, господин Персиваль, — вежливо позвал его Шарль, и тот хмуро взглянул на него.

— Для вас, господин Дарси, я господин де Ланьяк, — заявил

он, но всё же пошёл следом.

— Он сын маркиза де Ланьяка? — удивился Марк, глядя ему вслед.

— Бастард, хоть и признанный, его мать — камеристка старушки Инес, так что парень сам не знает, кто он: аристократ или плебей, потому и ведёт себя так.

— Ну, это до первой попойки с Эдамом, — усмехнулся Марк и направился к крыльцу соседнего дома.

2

Маркиз де Вард тем временем сидел в своём кабинете возле камина и жестоко страдал. Будущее представлялось ему в весьма мрачных тонах, потому что, с одной стороны, перед ним снова в полный рост встал вопрос, как вернуться ко двору, а, с другой, он вдруг понял, что времена изменились, теперь во дворце заправляют совсем другие люди, и ему, чтоб удержаться возле трона, придётся быть учтивым с ними. Он особенно остро почувствовал это сегодня во время визита барона де Сегюра. Он помнил его не только нагловатым юношей, который вечно был где-то рядом и от него приходилось ждать глупых шуток и всяких оскорбительных выходок, но и маленьким озлобленным ребёнком, который вечно таскался за инфантом Арманом и свирепо посматривал на всех, кто смел приблизиться к его хозяину. Он напоминал тогда дикую зверюшку, на которую принц то и дело покрикивал, видимо опасаясь, как бы его питомец кого-нибудь не искусал. Де Варду тогда казалось, что он водит с собой везде этого волчонка для того, чтоб эпатировать приличную публику. С тем же успехом он мог водить на поводке настоящего медвежонка или носить на плече енота, который срывал бы с дам понравившиеся ему броши и ленты. Он даже объявил его бароном, подобрав ему имя бесславно погибшего обнищавшего аристократа, могила которого затерялась где-то на просторах королевства. Подлинный де Сегюр уже не мог защитить своё имя, и принц, став королём, без дальнейших проволочек приказал оформить права своего любимчика на имя и титул.

И вот теперь этот самозванец, как равный, явился в дом маркиза, и ему пришлось принять его если не с почётом, то с должным уважением, говорить с ним в своём кабинете, и терпеливо отвечать на его нелепые вопросы. И сколько там теперь таких? Провинциальный барон Делвин-Элидир вдруг стал маркизом и правой рукой короля, и в окружении Жоана много подобных выскочек, не говоря уж об истинном позоре: в его ближний круг вошёл бастард графа де Жуайеза, который до сих пор известен под прозвищем Нуаре. И с этими людьми ему, маркизу де Варду теперь придётся общаться каждый день и при этом быть любезным.

Не менее маркиза тревожило и то, что он так и не получил изумруд, который обещал Хуану. Впервые тот, кажется, был действительно заинтересован в его подарке, и вдруг всё сорвалось. Что будет теперь? Он обидится и исчезнет, или всё-таки останется и потребует что-то взамен? Де Вард был готов на всё, лишь бы его золотой юноша вернулся и остался с ним. Он сидел, прислушиваясь, не раздадутся ли сзади тихие уверенные шаги, а потом он появится рядом, и при одном взгляде узких зелёных глаз маркиза снова проберёт сладкая дрожь.

Но было тихо, время шло. На улице начинался дождь и его крупные капли стучали по жестяному карнизу. Он может придти позже или даже завтра. Тёмное время суток тянется долго, и у де Варда тоскливо сжималась сердце от предчувствия того, что он будет сидеть в тишине, ожидая звука этих шагов весь оставшийся день, всю

ночь, и снова день, и снова ночь, когда надежда на то, что они всё-таки прозвучат в анфиладе пустых комнат, станет отчаянной и оттого ещё более болезненной. А он может и не придти в этот раз, его иногда не бывает несколько дней. Чем он занят в это время, с кем живёт, с кем встречается? Может, с ними он куда более ласков и податлив? Де Вард почувствовал удушающую волну ревности, накрывшую его с головой. Кто это? Мужчина или женщина? Они в родстве или друзья? А, может, любовники? Он ничего не говорит, не даёт ни единого шанса узнать что-то о его жизни, что-нибудь такое, что помогло бы приблизиться к нему и хоть в малой степени привязать его к себе. Ему не интересно! Он ничего не должен своему случайному знакомому! Он просто делает ему милость, когда вот так является среди ночи и опутывает его своими золотыми сетями! Зачем это ему? Чего он хочет на самом деле? Что задумал?

Неважно! Маркиз де Вард просто хотел услышать в тишине опустевшего дома его шаги и увидеть отсветы огня на золотых волосах и высоких скулах из белого фарфора, и жутковатые отблески в глубине зелёных глаз, холодных и равнодушных, как речной лёд в морозные дни.

И, наконец, он услышал их и обернулся. Хуан вошёл в кабинет мягкой походкой хищной кошки, его короткий камзол винного цвета поблёскивал золотым позументом, а на поясе висели ножны, украшенные золотом и яшмой. Рукоятка кинжала тоже была золотой со вставленным в круглую головку кабошоном. В ухе поблескивала новая серьга — маленький рубин, оправленный в золотые лепестки. Каждый раз у него новые серьги. Где он их берёт? Это подарки?

— Тебя долго не было, — заметил де Вард, возвращаясь в прежнюю позу.

— Разве? — Хуан остановился за его креслом и небрежно облокотился на спинку. — Я мог и вовсе не приходить. Как я понял, я не получу свой изумруд?

Маркиз неловко дёрнулся.

— Это не моя вина. Его перехватил у меня под носом королевский ювелир, а этот мерзавец Пессон…

— Какая разница? — перебил его Хуан. — Важен результат, а именно то, что ты не выполнил своё обещание. Какая досада…

Он отошёл и присел в кресло напротив.

— Я готов искупить свою оплошность любым доступным мне способом, — проговорил маркиз, внимательно глядя на него. — Чего ты хочешь? Тебе достаточно сказать лишь слово.

— Не знаю, — рассеянно пожал плечами Хуан. — Чего может желать тот, у кого всё есть? И что с тебя взять? Ты богат, но и я не беден. Ты надеешься вернуть своё влияние при дворе, но мне это не нужно. Что ещё? Зачем я вообще прихожу сюда?

— Может, ты всё-таки хочешь меня видеть? — с надеждой предположил маркиз.

— С чего бы? — взгляд Хуана стал удивлённым. — Ты не в моём вкусе. Мне нравятся женские особи моего вида. И как собеседник ты так себе… Может всё дело в том, что этой ночью мне совершенно нечем заняться и надоело сидеть в четырёх стенах? Наверно, будь у меня более приятное общество, ты б меня не увидел.

— Ты ведёшь себя вызывающе и намеренно оскорбляешь меня своим пренебрежением? — спросил де Вард.

— Тебе бы с благодарностью принять этот подарок и обидеться, а ты ворчишь. Обида помогла бы тебе пережить наше расставание, которое в любом случае неизбежно… Может, я изредка и буду приходить, но всё реже, реже, реже…

Неожиданно он замер и его длинные брови сошлись к переносице, он напряжённо прислушался, а потом потянул носом воздух, словно уловил необычный запах. Он быстро поднялся и, глядя на открытую дверь, перешёл за стол, словно ища укрытия. Де Вард встревожился и, поднявшись, тоже посмотрел туда. Теперь и он слышал странные медленные шаги. Он положил руку на рукоятку кинжала, а затем и вовсе вытащил его из ножен, готовясь к бою.