Дело о королевском изумруде
Шрифт:
А потом он услышал крик жены. Он поднялся, опираясь на руки секретаря и лакея, и пошёл к ней. Служанки с трудом удерживали Мадлен, которая отчаянно кричала и пыталась вырваться. И только разобрав, что она кричит, он взглянул наверх и тут же кинулся к дверям. Огонь постепенно подбирался к крайним окнам, туда, где была детская. Валентин остался там, в своей кроватке. Марк понимал, что должен подняться и вынести его оттуда, но ноги не слушались, к тому же на плечи ему тут же навалился Монсо, что-то отчаянно шепча на ухо. Он пытался как-то успокоить и отговорить его от заведомо смертельного поступка, но в его голосе было столько боли и отчаяния, что сердце Марка сжалось ещё сильнее. Он понял,
Рядом рыдала на руках плачущей няни Мадлен, а он отчаянно смотрел наверх, на ещё тёмное, самое крайнее окно, с ужасом ожидая, что и там появятся рыжие отсветы, а следом и языки пламени. Может, потому он и заметил странное движение на крыше, и, приглядевшись, различил чёрную тень, соскользнувшую на карниз под окнами второго этажа. Он не мог понять, кажется ему это или кто-то действительно с ловкостью бродячего акробата идёт по карнизу. И в этот момент рама на окне хрустнула и сломанными переплётами ввалилась внутрь. Фигура исчезла в поваливших ей навстречу клубах чёрного дыма, а спустя мгновение рыжие отсветы в соседнем окне погасли, за ним осело пламя в следующем. Огонь постепенно отступал от детской, и вскоре его нудный жуткий вой смолк, и верхние окна застыли немой темнотой.
А затем фигура появилась снова. Он неясно видел её, но понял, что она несёт, прижимая к себе, что-то белое. Она снова скользнула вверх на крышу и исчезла из виду. Марк высвободился из рук Монсо и пошёл к углу дома. Никто не обратил на это внимания, все были озадачены тем, что пожар вдруг сам собой закончился, радовались, что огонь не перекинется на другие близко стоявшие дома и склады, и обсуждали, насколько безопасно будет войти внутрь.
Марк завернул за угол и остановился, глядя на крышу своего дома. У него кружилась голова, и слезились глаза, и всё же он заметил наверху что-то белое, которое быстро полетело вниз. Он испуганно рванулся вперёд, но в следующий момент замер, потому что в нескольких шагах от него на мостовую пружинисто приземлился человек в чёрном костюме, прижимавший к груди что-то похожее на большую куклу в белой рубашке. Он был высок и строен, на его груди поблескивал лёгкий доспех, а на руках — фигурные наручи. Нижнюю часть лица закрывала чёрная маска с металлическим окаймлением, из которого торчали острые шипы, а верхнюю — густая чёрная чёлка, падавшая на узкие глаза.
Он какое-то время стоял неподвижно, глядя на Марка, а потом осторожно опустился на одно колено и положил на мостовую свою ношу, после чего резко вскочил и помчался прочь по узкой улице, и в какой-то миг Марку показалось, что от него в темноту убегает большой чёрный пёс. Он перевёл взгляд на то, что лежало перед ним, и только в этот миг понял, что это Валентин в своей белой рубашке с оборочкой. Марк бросился к нему и, упав рядом на колени, взял на руки. Он тряс его и похлопывал по щекам, бормоча примерно то же, что в недавнем видении говорил ему отец. И, наконец, Валентин вздрогнул, закашлялся, а потом, открыв глаза, увидел его и разразился испуганным плачем. А Марк так и остался стоять на коленях, прижимая к себе рыдающего ребёнка и глядя в темноту, где недавно скрылся его таинственный спаситель.
Только к утру всё успокоилось. Соседи разошлись по домам, шум стих, а Марк отвёл жену и сына в дом своей тётки. Мадлен была встрепанной, с опухшими от слёз глазами, но со счастливым видом прижимала к себе спящего Валентина, и не хотела отдать его даже няне. Обе они были в ночных сорочках, и ещё не до конца проснувшаяся тётушка ворчала, что это позор, когда женщины в
Он не стал спорить, и хоть сам до сих пор чувствовал тяжесть в голове, решил вернуться обратно. Вместе с Монсо, мажордомом и лакеем Модестайном, — он, наконец, вспомнил его имя, — Марк вошёл в дом. Там ещё было жарко и угарно, весь первый этаж покрыт сажей, но не повреждён огнём. Уцелела даже лестница, и Марк, велев слугам оставаться в холле, под их тревожные перешёптывания и громкие призывы быть осторожным, поднялся наверх. Крепкие старинные перекрытия этажа не слишком пострадали. Он прошёл по комнатам и понял, что ущерб не так уж велик. Конечно, он понимал, что только опытный строитель сможет сказать ему, какой потребуется ремонт и в какую сумму он обойдётся, но главное, что дом всё-таки устоял, и крыша не обрушилась. Повреждённые огнём стены и пол можно было заменить, мебель и гардины купить новые. Ему было жаль погибшей библиотеки, которую он только начал собирать, а в кабинете среди головёшек отыскались меч и кинжал с остатками ножен, а также пряжки от ремня и перевязи. Потерев пальцами почерневшую пряжку в виде кошачьей головы, которую не так давно подарил ему король, он с облегчением увидел блеснувшие под слоем сажи золото и мелкие изумруды.
В целом всё выглядело печально, но не так уж страшно. Понятно было, что он на какое-то время остался без дома, а, значит, ему придётся либо ютиться у тётки, либо снимать жильё, а ведь ещё куда-то нужно было пристроить оруженосцев и слуг. Ремонт и обстановка обойдутся в кругленькую сумму, так же как новый гардероб для него и жены.
Он бродил по закопченным комнатам, прикидывая, где взять денег, чтоб привести всё в порядок, а за ним ходил печальный и почему-то смущённый Монсо. Марк, наконец, заметил его и, обернувшись, произнёс:
— Простите меня, друг мой, я совсем забыл поблагодарить вас за то, что вы вынесли меня из дома, когда начался пожар. Если б не вы, то в кабинете среди углей и мусора нашли бы мой обгоревший труп.
— Это пустяки, ваша светлость, — пробормотал секретарь. — Вернее, не пустяки, конечно, но я сделал то, что должен был и мог сделать. Я нашёл вас у окна, когда стало ясно, что пожар нам не потушить, взвалил на плечи и вынес. Я довольно крепок, как видите. Я только думаю, — он снова смутился, — что посмел вести себя ненадлежащим образом, не соблюдая полагающиеся приличия…
— Вы о том, что надавали мне пощёчин и назвали мальчиком? — Марк улыбнулся. — Ничего страшного, даже наоборот. Едва придя в себя, я даже принял вас за своего отца, а вы, похоже, беспокоились обо мне, как о своём сыне. Разве это повод для извинений? В конце концов, наши с вами отношения уже итак выходят за рамки обычных отношений между слугой и господином, так что можете особо не церемониться.
— Благодарю вас, — поклонился Монсо, пряча повлажневшие глаза.
— Это я вас благодарю, — проговорил Марк и похлопал его по плечу.
В холле раздались возбуждённые голоса, и вскоре наверх поднялись оруженосцы, с которыми были Филбертус и Персиваль. В этот раз оруженосец придворного мага был не так напыщен и с виду даже немного помят, наверно ночь, проведённая им в компании с Эдамом и Шарлем, всё-таки слегка сбила с него спесь.
— Что тут произошло? — спросил Филбертус, осторожно ступая своими светлыми ботфортами по чёрному от копоти полу. Он брезгливо озирался, опасаясь испачкать свой камзол, а потом вдруг что-то заметил на полу и, забыв об осторожности, присел на корточки, чтоб разглядеть лучше.