Дело о пеликанах
Шрифт:
— Так расскажите мне, что вы намерены делать дальше. Сколько еще вы собираетесь прятаться в Новом Орлеане?
— Откуда вы знаете, что я в Новом Орлеане?
Он не торопился с ответом.
— Да, я в Новом Орлеане и предполагаю, что вы хотите, чтобы я встретилась с вами и ближе познакомилась, затем пришла бы и доверилась вам и, как вы говорите, вашим ребятам, чтобы они защищали меня вечно.
— Правильно. Вы погибнете через считанные дни, если этого не сделаете.
— Берете быка за рога, не так ли?
— Да. Вы играете в игрушки и не ведаете, что творите.
— Кто меня преследует,
— Возможно, целый ряд людей.
— Кто они?
— Я не знаю.
— Теперь вы затеваете игру, Гэвин. Как я могу доверять вам, если вы мне ничего не говорите?
— О’кей. Теперь уже можно сказать, что ваше маленькое дело нанесло кое-кому удар ниже пояса. Вы правильно догадались, что о нем узнали не те люди и это стало причиной гибели Томаса. И вас они убьют сразу же, как только обнаружат.
— Нам известно, кто убил Розенберга и Джейнсена, не так ли, Гэвин?
— Думаю, что да.
— Тогда почему ФБР бездействует?
— Мы, может быть, проводим операцию прикрытия.
— Вот это да!
— Я могу потерять работу.
— Кому я могу рассказать, Гэвин? Кто кого прикрывает?
— Я не знаю. Мы были заинтересованы в этом деле, пока Белый дом не надавил и не заставил прекратить заниматься им.
— Я могу понять это. Но почему они думают, что, убив меня, они смогут спрятать концы в воду?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Может быть, они считают, что вы знаете больше.
— Я вам расскажу кое-что еще. Сразу после взрыва, когда Томас горел в автомобиле, а я находилась в полубессознательном состоянии, полицейский по имени Руперт отвел меня к своей машине и посадил в нее. Другой коп, в ковбойских сапогах и джинсах, начал задавать вопросы. Я была в шоке, и меня тошнило. Они исчезли, Руперт и «ковбой», и больше не возвращались. Они не были полицейскими, Гэвин. Они наблюдали за развитием событий и, когда меня не оказалось в машине в момент взрыва, перешли к осуществлению запасного варианта действий. Я этого не знаю, но, очевидно, через одну-две минуты я должна была получить пулю в голову.
Вереек слушал с закрытыми глазами.
— Что с ними случилось?
— Точно не знаю. Мне кажется, они испугались, когда нагрянули настоящие копы. Они испарились. Я была в их машине. У них в руках.
— Вы должны прийти, Дарби. Послушайте меня.
— Вы помните наш телефонный разговор в четверг утром, когда я неожиданно увидела лицо, которое показалось мне знакомым, и я вам его описала?
— Конечно.
— Это лицо вчера присутствовало на панихиде, вместе со своими дружками.
— Где находились вы?
— Наблюдала. Он вошел в церковь через несколько минут после начала, пробыл несколько минут, затем вышел и встретился с Обрубком.
— С «обрубком»?
— Да, это один из банды. Обрубок, Руперт, «ковбой» и Худощавый. Замечательные личности. Я уверена, есть еще и другие, но я пока не встречала их.
— Следующая встреча будет последней, Дарби. Вам осталось жить около двух суток.
— Посмотрим. Сколько вы пробудете в городе?
— Несколько дней. Я планировал находиться здесь, пока не найду вас.
— Вот она я. Могу позвонить вам завтра.
Вереек глубоко вздохнул:
— О’кей, Дарби. Как скажете. Только будьте осторожны.
Она повесила трубку. Гэвин
Двумя кварталами дальше, на пятнадцатом этаже, Камель смотрел телевизор и что-то быстро бормотал про себя. Шел фильм о людях в большом городе. Они говорили на английском, его третьем языке, и он повторял каждое слово, отрабатывая свое американское произношение. Он занимался этим часами. Выучив язык в Белфасте, он за последние двадцать лет просмотрел тысячи американских фильмов. Его любимым был фильм «Три дня Кондора». Он просмотрел его четырежды, прежде чем сообразил, кто убивал и за что. Он бы мог справиться с Редфордом. Каждое слово он повторял вслух. Ему говорили, что с таким английским его можно принять за американца. Но одна оговорка, одна малейшая ошибка — и она уйдет.
«Вольво» находилась на стоянке в полутора кварталах от своего владельца, который платил сотню долларов в месяц за место и, как он считал, за охрану. Они без труда прошли через ворота, которые должны были быть закрыты.
Это была модель 1986 года, без охранной сигнализации, и открыть дверцу водителя оказалось секундным делом. Один сел на багажник и закурил. Было почти четыре часа утра, воскресенье.
Другой открыл маленькую коробку с инструментом, извлеченную из кармана, и приступил к работе над автомобильным радиотелефоном «Юппи», который Грантэм стеснялся покупать. Света в салоне было достаточно, и он работал быстро. Пустяковое дельце. Раскрыв трубку, он установил в нее крошечный передатчик, посадив его на клей в нужном месте. Через минуту он вышел из машины и присел у заднего бампера. Тот, что курил, передал ему маленький черный кубик, который он прилепил к решетке под машиной за баком с горючим. Это был намагниченный передатчик, который будет посылать сигналы в течение шести дней, пока не сядет питание и не потребуется замена.
Они ушли меньше чем через семь минут. В понедельник, как только заметят, что он входит в здание «Пост» на Пятнадцатой, они войдут в его квартиру и проделают то же самое с его домашними телефонами.
Глава 22
Ее вторая ночь была лучше, чем первая. Она спала до самого утра. Может быть, уже привыкла к этому. Глядя на занавески на крошечном окошке, она пришла к выводу, что кошмары ее не преследовали, не было беготни в потемках, из которых то и дело появлялись и нападали бандиты с пистолетами и ножами. Это был глубокий и тяжелый сон, и она еще долго изучала занавески, чтобы окончательно проснуться.
Она старалась быть дисциплинированной в своих мыслях. Четвертый день она была Пеликаном, и, чтобы встретить свой пятый день, ей надо мыслить, как самому изощренному убийце. Это был четвертый день из оставшихся в ее жизни. Ей уготована участь быть мертвой.
Но после того как глаза открылись и она убедилась, что жива и здорова и что дверь и полы не скрипят, а в туалете не таится вооруженный бандит, ее первая мысль, как обычно, была о Томасе. Оцепенение от его смерти проходило, и ей все легче удавалось отрешиться от грохота взрыва и рева пламени. Она знала, что он был разорван взрывом на куски и умер мгновенно. Знала, что он не страдал.