Дело о пеликанах
Шрифт:
Президент криво усмехнулся, глядя в окно.
Коул продолжал:
— О’кей, вы правы. К настоящему времени там может уже существовать тысяча копий. Но они безвредны, конечно, если наш друг на самом деле не совершал этих грязных поступков, но если…
— Тогда мой зад будет поджарен на сковородке.
— Да, я бы сказал, наши зады будут поджарены.
— Сколько денег мы взяли?
— Миллионы, прямо и косвенно. — Законно и незаконно, но президент мало знал об этих сделках, а Коул предпочитал не распространяться.
Президент медленно прошел к дивану.
— Почему бы тебе не позвонить Грантэму и не узнать, что
— Я не знаю.
— Ты же с ним раньше разговаривал, не так ли? Грантэма знают все.
Теперь Коул расхаживал за диваном.
— Да, я разговаривал с ним. Но если я ни с того ни с сего позвоню сейчас, он что-то заподозрит.
— Да, думаю, ты прав. — Президент ходил с одной стороны дивана, а Коул с другой.
— Как могут развиваться события дальше? — спросил наконец президент.
— Наш друг может быть замешан. Вы велели Войлзу прекратить вести расследование вокруг него. Но он может быть разоблачен прессой. Войлз в этом случае прикрывает свой зад и говорит, что вы приказали ему заниматься другими подозреваемыми и игнорировать нашего друга. «Пост» набрасывается на нас с бешеными обвинениями в очередном сокрытии преступления. И мы можем забыть о переизбрании.
— Что-нибудь еще?
Коул на секунду задумался.
— Да, все это взято с потолка. Дело — чистая фантазия. Грантэм не найдет ничего, а я опаздываю на заседание штаба. — Он направился к двери.
— Во время ленча у меня партия в сквош. Возвращайся к часу.
Когда за ним закрылась дверь, президент с облегчением вздохнул. На вторую половину дня у него намечено восемнадцать лунок, поэтому надо забыть об этой пеликаньей истории. Если уж Коул не был обеспокоен, то ему тоже не стоит переживать.
Он набрал номер, подождал и наконец услышал в трубке голос Боба Глински. Директор ЦРУ играл в гольф ужасно и был одним из немногих, с кем президент мог легко разделаться, поэтому он оказался приглашенным на игру во второй половине дня.
— Конечно, — ответил Глински, по горло занятый делами. — Я с удовольствием присоединюсь.
Отказать президенту он не мог.
— Кстати, Боб, как насчет этого пеликаньего дела в Новом Орлеане?
Глински прочистил горло и постарался сохранить невозмутимый тон.
— Ну что же, шеф, как я сказал Флетчеру Коулу в пятницу, это плод игры богатого и тонкого воображения. Я думаю, что его автору надо забросить юридический колледж и начать писать романы. Ха-ха-ха.
— Здорово, Боб. Значит, в нем ничего нет?
— Мы копаем.
— Увидимся в три. — Президент положил трубку и бросился к своей клюшке.
Глава 25
«Риверуолк» тянется на четверть мили вдоль реки и всегда переполнен посетителями. На нескольких его этажах теснятся магазины, кафе и рестораны, большинство из которых находится под общей крышей, а некоторые имеют выходы прямо на набережную реки. Он располагается в начале Пойдрас-стрит, откуда рукой подать до Французского квартала.
Она пришла в одиннадцать и потягивала экспресс-кофе в глубине маленького бистро, пытаясь при этом читать газету и казаться спокойной.
Магазин одежды «Френчменз бенд» находился этажом ниже, за углом. Дарби нервничала, и кофе не помогал унять предательскую дрожь.
В кармане у нее лежал план конкретных действий в конкретные
«Но в этот момент, дорогая, больше некому доверять». Через пять дней, дважды едва избежав смерти, она выбрасывала белый флаг.
Новый Орлеан утратил свое очарование. Ей нужна помощь, и если приходится довериться копам, то лучше уж фэбээровцам.
Одиннадцать сорок пять. Она рассчиталась за кофе, дождалась очередной волны посетителей и пристроилась за ними. В магазине одежды бродили с десяток покупателей, когда она миновала вход, где через десять минут должен был ждать ее друг. Она проскользнула в книжную секцию двумя дверями дальше… Поблизости находилось по меньшей мере еще три магазина, где можно было делать покупки и скрываться, наблюдая одновременно за входом в магазин одежды. Она избрала книжную секцию потому, что продавцы в ней привыкли, что люди проводят здесь много времени, и не обращали внимания на таких посетителей. Вначале она посмотрела журналы, а затем, когда осталось три минуты, встала между двумя рядами кулинарных книг и принялась ожидать появления Гэвина.
Томас говорил, что он никогда не приходит вовремя. Ему ничего не стоит опоздать на час, но она даст ему пятнадцать минут и уйдет.
Она ждала его ровно в двенадцать, и он пришел. Черный спортивный свитер, красная бейсбольная кепка, сложенная газета. Он был немного стройнее, чем она ожидала, но несколько фунтов можно было и сбросить. Сердце у нее затрепетало. «Спокойно, — сказала она, — только спокойно, черт побери».
Она поднесла кулинарную книгу к лицу и всматривалась поверх нее. У него были седые волосы и темная кожа. Глаза были скрыты солнечными очками. Он суетился и казался раздраженным, как и во время их телефонного разговора. Газету перекладывал из одной руки в другую, переступал с ноги на ногу и нервно оглядывался вокруг.
С ним было все в порядке. Ей понравился его вид. В его манере держаться было что-то беззащитное и непрофессиональное, что говорило о том, что он тоже напуган.
Через пять минут он вошел в двери, как ему было сказано, и направился в дальний правый угол.
Камель был подготовлен к встрече со смертью. Он был к ней близок много раз, но никогда не пугался. И после тридцатилетнего ее ожидания ничто, абсолютно ничто не заставляло его возбуждаться. Его несколько волновал секс, и только. Нервозность была наигранной. Мелкие суетливые движения были задуманы заранее. Выстояв в схватках лицом к лицу с такими же талантливыми, как он сам, он, конечно же, мог владеть собой на этой несложной встрече с отчаянным ребенком. Он копался в пиджаках «сафари» и старался делать вид, что нервничает.