Дело о свалке токсичных заклинаний
Шрифт:
– Я ожидал чего-то подобного, – заметил я. – Дело в том, что, если Генри Легион не соврал, нам грозит опасность.
– Что-то ты не думал об опасностях, когда взял меня на пожар в монастыре святого Фомы… Я попытался возражать:
– Я тебя не брал, ты сама напросилась.
Она набросилась на меня, как диомедова кобылица.
– … и ты пригласил меня на блошиный рынок послезавтра!
– Это было до появления призрака, – пробормотал я.
– Значит, ты один туда пойдешь? – возмутилась Джуди. – Ты хочешь, чтобы я не пришла сегодня в твою холостяцкую берлогу! Чтобы я забросила все приготовления
Положение было безвыходное. Оставалось одно – сдаваться. Что я и сделал. Я достал из кармана белый платок и помахал им. И уже через полторы секунды Джуди меня простила. Официантка, которая собиралась подлить кофе в мою чашку, наверняка решила, что у меня поехала крыша, но это ведь ничтожная цена.
Беда только в том, что я сам боялся.
В субботу, после захода солнца, я полетел в долину Сан-Фердинанда, чтобы взять мощный полицейский детектор. Иметь дело с полицией очень удобно – это учреждение всегда открыто, что, учитывая свойства человеческой природы, весьма полезно. Единственный недостаток: пергаментная писанина в этом учреждении еще более обширна, чем в АЗОС (а если вам кажется, что это невозможно, то вы не первый, кто обманулся). Судя по тому, в каких выражениях были составлены формуляры, полицейские свято верили, что стоит им только отвернуться, как я немедленно умыкну их прибор. Пришлось письменно пообещать, что я не сделаю этого.
– Почему бы вам просто не наложить на меня заклятие? – ехидно поинтересовался я.
– О, нет, сэр, – ответил чиновник, заваливший меня пергаментами. – Это будет нарушением ваших прав. – Очевидно, заставлять меня тратить полжизни на подписывание бумажек нарушением прав не считалось.
Потратив впустую уйму времени, я добрался до дома только в десятом часу. Кряхтя, я втащил по лестнице детектор заклинаний (номинально он считается переносным, но мне все же захотелось хоть ненадолго стать троллем, чтобы таскать такую тяжесть), поставил его на пол, чтобы открыть дверь, потом снова поднял с надрывным сгоном и водрузил посреди гостиной.
– Ну, сколько можно ждать? – проворчала Джуди. – Я уже беспокоилась.
– Это все формуляры, – сказал я как бы между прочим, словно речь шла о неизбежном зле. Видимо, шутка мне удалась, потому что Джуди засмеялась. Я потянулся. В спине что-то хрустнуло. Сразу полегчало. Я заподозрил, что потерял примерно полдюйма роста, пока тащил детектор в свою квартиру. Может, хруст означал, что я опять эти полдюйма обрел? Я взглянул на прибор. – Вот гнусная штуковина!
– Двадцать лет назад переносных вообще не было, – напомнила Джуди. – Десять лет назад простейший детектор типа того, что валяется у тебя в кладовке, был больше и тяжелее, чем этот. А через десять лет наверняка научатся заталкивать толпу микробесов в коробочку, которую ты сможешь носить в кармане.
– Жаль, что до этого пока еще не додумались, – проворчал я и опять потянулся.
Джуди лукаво взглянула на меня:
– Ты намекаешь на то, что сегодня я буду сверху?
– Если хочешь – конечно, – согласился я. Насколько я что-то смыслю в любви, ею приятно заниматься любым способом, какой только доступен воображению.
Джуди спросила у будильника,
– Что бы и как бы мы ни делали, давай поторопимся. Нам придется встать пораньше и попасть в долину до появления первых торговцев. И мы сделали «это» наскоро, и было просто замечательно. Джуди – одна из самых здравомыслящих особ в мире, но это не мешает ей развлекаться. То есть я хочу сказать, что она всегда находит время для развлечений.
Проклятый будильник поднял нас слишком рано, чтобы воскресное утро могло показаться замечательным, а потом хихикал и глумился над нами, пока мы бестолково метались по комнате, натыкаясь друг на друга, словно зомби. Я поклялся, что непременно обзаведусь новым будильником. Я и прежде грозился сделать это, но на сей раз принял окончательное решение.
Я постоял под душем, потом побрился, пока Джуди плескалась. Когда она вышла, я уже оделся и успел приготовить завтрак, а она тем временем сушила свои густые волнистые волосы. Омлет, тосты и кофе – получилось неплохо. Я побросал тарелки в раковину (они могут и подождать) и взялся за мужскую работу – переноску тяжестей: я имею в виду полицейский детектор заклинаний. И мы отправились в путь.
Воскресный блошиный рынок располагался в Масонском Пролете. По ночам это крупнейший в долине светомагический павильон под открытым небом. Днем – необъятная ковростоянка, владельцы которой нашли ей еще одно применение, а заодно и способ заработать лишнюю крону.
Мы прилетели совсем рано, поэтому смогли занять место возле самого входа для торговцев. Тут было всего двое охранников, которые пили кофе из большого кувшина. Они были очень похожи на констеблей, подрабатывающих в выходной. Впрочем, настолько похожи, что таковыми и являлись.
Их звали Люк и Пит, и я никак не мог запомнить, кто из них кто. У обоих одинаковые короткие темные волосы, одинаковые бдительные глаза и одинаковые мощные плечи. Их уже предупредили о нашем приходе. Они помогли установить детектор заклинаний сбоку от ворот, потом налили обжигающий кофе мне и Джуди. Наверное, в основании этого кувшина жила маленькая саламандра.
Совсем недавно появились сосуды для хранения продуктов, в одном конце которых живет саламандра, а в другом – ледяная ундина, и они могут держать одни продукты или напитки в холоде, а другие – в тепле. Беда только, если их уронишь. Когда разбивается перегородка между двумя духами, они начинают драться, как кошка с собакой.
Я объяснил, что и зачем ищу. Охранники помрачнели. Пит – а может быть, Люк – сказал:
– Надеюсь, вы прищучите этого подонка. У меня дома трое ребятишек. Подумать страшно, что такое могло бы произойти с одним из них.
Люк – или Пит – указал на детектор и сказал:
– Хотел бы я, чтобы такая машина могла находить еще и краденое. Жизнь нашего отдела стала бы намного легче.
Пит (?) – короче, не важно, который из них, – сообщил:
– Пару недель назад я был на совещании, и как раз обсуждали детекторы краденого. Если только я правильно понял, они определяют нарушителя закона, измеряя чувство вины в его душе. Все бы хорошо, вот только боюсь, что преступники не испытывают угрызений совести, во всяком случае, их не удается зафиксировать.