Дело о заикающемся троцкисте (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)
Шрифт:
Но у меня выкидыш случился. Он очень трепетно ко мне относился. А я решила, что из-за него этот выкидыш. И что-то во мне переменилось, перегорело... Господи, зачем я вам это говорю?!
Полина взяла еще одну сигарету из пачки, повертела в руках и положила обратно.
– В общем, я вела себя мелко, пакостно, по-бабски мстительно... И ведь нельзя сказать, что я не понимала, что делаю.
Понимала. Не все, не до дна, но понимала. Теперь я это вижу очень ясно. И мне почему-то кажется, что если бы я осталась с Олегом - все было бы по-другому. Но тогда процесс, как говорил Горбачев,
Я Олегу изменила и сделала так, чтобы он об этом догадался. Какой же я была дрянью! ...Вы меня осуждаете?
– Нет,- сказал я неправду.
– Вы лжете. Но теперь это не важно.
В девяностом году мы расстались окончательно. Мне мама говорила: дура ты, дура, Полинка! Где ты еще такого мужика найдешь?.. А я и сама знала, что дура и стерва, но уже делала всем все назло, А тут из тюрьмы вернулся Федька. Вы слышали про историю Федора Островского?
– Краем уха.
– Уже много,- усмехнулась Полина.- Федька и того не стоит. Сел он за драку с милиционером на митинге. Папа у Федьки был большой партийной шишкой, но сынка отмазать не сумел - КПСС уже шаталась. Вот так Федька и стал "жертвой режима"... Отсидел, вышел...
Приперся ко мне. Мне бы выгнать его к черту. Но мне хотелось Олега еще раз оскорбить, унизить, и я стала жить с Федором. Он тогда все рвался в политику.
Шустрил возле Собчака. В публичной политике делать ему, конечно, было нечего, но где-то он крутился, что-то организовывал, даже статья о нем была в "Огоньке"...
В девяносто третьем у нас Янка родилась.
Я тогда оттаяла. Федора я не любила, но привыкла уже... да и дочка... У вас, Андрей, есть дети?
– Нет.
– Тогда вам трудно меня понять. В общем, жизнь как будто наладилась. Хотя, конечно, это самообман. Но я его старалась не замечать... Потом моего Феденьку из "политики" вышвырнули. Пришли новые люди - деловые, хваткие. Такие, как Федька, болтуны и демагоги, стали никому не нужны. И Федька скис. Мгновенно скис. Потыркался туда-сюда - а никому и не нужен. Попробовал заняться бизнесом, его кинули партнеры. Мало того, что пришлось продать гараж и машину, так еще и долг на нем повис.
– Большой?- спросил я.
– Как вам сказать. Около двух тысяч долларов... Мы его погасили. Продали половину папиного "номенклатурного" участка в Рощино. Но Федор сломался - запил. Шел уже девяносто пятый год. Янка - маленькая, денег нет и муж-алкоголик... Ох, я с ним намучилась! Трижды к наркологу его таскала. Он "подшивался", но ненадолго. Плакал, в ногах валялся, а через три-четыре месяца все повторялось. Я устала. Я устала чудовищно. В девяносто восьмом мы разошлись окончательно. Трагедии никакой уже не было... какая трагедия? Я, напротив, вздохнула с облегчением.
– С тех пор живете врозь?- спросил я.
– Разумеется... Да он появляется довольно часто, живет-то неподалеку, приходит "дочку навестить". Но хотя бы раз фруктов ей принес! Куда там пьет.
Пропивает потихоньку, что от отца осталось. Кажется, дачу собирается продать.
Продаст - так пропьет. Впрочем, это не мое дело.
– Понятно,- сказал я.- А Олег?? С Олегом вы после развода отношения поддерживали?
–
Мне показалось, что она снова заплачет, но этого не произошло. Она улыбнулась и сказала: - А потом мы с ним столкнулись однажды возле "Академической". Месяца за три до его гибели.
– О чем вы говорили?
– В общем-то ни о чем. Поносталъгировали немножко...- Она снова улыбнулась и махнула рукой.
– А все же?- спросил я.
– Так... Знаете, как это бывает, когда люди не общаются очень долго? Кого видел из наших? Как дела? Чем занимаешься?
– Неужели, Полина, все так банально? Ведь вас многое объединяло когда-то: любовь... мечты.
Полина нахмурилась:
– Мечты? Мечты растаяли в тумане льдинкою... Мне, собственно, и не хотелось какого-то серьезного разговора. Всегда есть риск опошлить то, что было. Да и виновата я перед Олегом...
– Понятно. Скажите, у Олега могли быть враги?
– Навряд ли. Он жил в своем мире.
– А женщина? Была у него женщина?
– Вот этого не скажу... не знаю. Да и на что ему женщина? Его женщина История, воплощенная в облике Бронштейна.- Полина усмехнулась.
– Да,- сказал я,- жаль.
– Чего вам жаль, Андрей?
Я закурил и ответил совсем не то, что должен был бы:
– Жаль, что он так и не открыл своего Троцкого.
– Но ведь он-то как раз и открыл!- сказала Полина.
– Что?
– Он нашел письма и дневник Троцкого!
Меня как будто током ударило. Я сделал несколько затяжек подряд и спросил:
– Где нашел?
– В архиве, который Олегу подарил Бударцев - старый партиец, активист общества "Мемориал". Он собрался на старости лет к детям, в США, и оставил весь свой архив Олегу. Гору пыльных картонных коробок, которые не разбирались десятилетиями. Для Олега копаться в старых бумагах - просто наслаждение! Когда он сказал мне о своей находке, я не поверила. А он: хочешь, дойдем до моего дома, и я покажу тебе подлинники документов?..
Какое-то время я сидел ошеломленный.
Я не знал, как относиться к словам Полины... Потом сигарета обожгла мне пальцы, я чертыхнулся и спросил:
– Кто еще знал о том, что Олег хранит дома документы Троцкого?
– Понятия не имею,- ответила она.
– Подумайте, Полина, подумайте... Это очень важно.
– Я... я не знаю,- сказала она. В голосе прозвучал испуг.
– Когда вас допрашивали в связи со смертью Олега, вы сказали чекистам или убойщикам об этих документах?
– Н-нет...
– Почему?
– Господи, я совершенно о них не думала...
– А еще кому-нибудь вы о них говорили?
– Не помню...
– Постарайтесь. Может быть - маме?
– Да, маме я сказала. Но что из этого следует?
– Вы сказали маме о документах Троцкого до убийства Олега или после?
– До. В тот самый день, когда я встретила его возле метро. Не хотите же вы, Андрей, сказать, что моя мама...
– Нет, Полина, я не хочу сказать, что ваша мама... Но не могла ли она рассказать кому-либо о документах?- спросил я.