Дело о золотой маске
Шрифт:
— Ит!
— Эй! — Одвиц сжал его плечо настолько сильно, что Итен вскрикнул.
— Вот и ставь вас, головастых, наблюдателями, — проворчал маг. — Ты вообще-то тут стоять должен. И не стыдно?
— А что я? — не понял Итен и лишь затем огляделся. Сам того не заметив, он обогнул Одвица и преодолел половину расстояния до двери. — Вот же…
— Угу.
Итен вернулся на прежнее место, шепча проклятия.
— А вот еще, значится, случай был…
Минуты текли часами. Для Итена они и вовсе превратились в вечность, но вот снова натянулись жгуты на запястьях Одвица. Маг напрягся, но сопротивления, как недавно, не ощутил. Итен, прищурившись,
— Благодарю, — Ирвину била нервная дрожь, которую Итен ни в жизнь не заметил бы, не стой он почти вплотную. — Ну я вам скажу, это был тот еще номер.
Одвиц подтянул ее еще дальше от двери. Ларг и Кадьвин синхронно повернулись к белому свету, спуская заклинания с поводков. Итен закрыл глаза, но получил удар и сквозь веки, вскрикнул, но не от физической боли: жаром опалило сознание. Кровь застыла на языке, минуя уши, в голове закричали сотни голосов, в которых отчетливо солировал знакомый женский, обещающий прийти во что бы то ни стало и отомстить. Отомстить ему, паршивому недомагу, посмевшему воевать с женщиной: несчастной, одинокой, лишенной поддержки и возможности опереться на сильное мужское плечо.
Кажется, Итен рассмеялся, услышав весь этот бред. Кажется, древняя карга обиделась на него еще сильнее, а под-антипод всмотрелся внимательнее. На миг перед внутренним взором возник зал, заполненный туманом, пустой камин и зеркало в нем. Перед ним застыла светловолосая женщина в бальном платье. Горели свечи. Из зеркала смотрел… Итен не мог разглядеть ничего, кроме мглистого силуэта и алых угольков на месте глаз.
* * *
Оплеуха привела его в чувства.
— Ну ты… милый мой… — он, оказывается, сполз по стене и теперь валялся в коридоре. Ирвина сидела на нем и отвешивала одну пощечину за другой. Нитей на ней уже не было, как не присутствовало в коридоре ни боевых магов, ни спасенной девчонки. Дверь в бывшую зеркальную комнату отсутствовала. Комната поражала голыми стенами и отсутствием мебели. Пол усеивал невесть откуда взявшийся песок и мелкие камни… вернее, галька.
— Водами космического океана намыло.
— Что? — град ударов прекратился.
— Гальку, — пояснил Итен и прикрыл глаза.
Щеку снова обожгло. Несильно.
— Нашел место и время падать в обморок!
«Действительно, — Итен мысленно с ней согласился. — Да как я только посмел?»
— Ненужно меня больше бить, госпожа Блакарди, мне нехорошо и без этого, — столь длинную фразу, произнесенную совершенно спокойным, без малейших эмоций голосом, Итен выдал неожиданно и для самого себя. Начальницу же он, похоже, напугал.
Только этим он мог объяснить то, что Ирвина мгновенно перестала злиться (а жаль, от нее исходило приятное тепло с ароматом чего-то копченного, острого, тормошащего обоняние и не позволяющего отрешиться от всего сущего; кажется, он впитывал ее эмоции, вдыхая и через кожу), прикоснулась ладонью к его лбу, а затем к виску, прикрыла глаза, что-то проверяя.
— Так… — наконец, произнесла она. — Это ты, а не кто-то другой.
— Я, — подтвердил Итен. Голос по-прежнему звучал ровно и… совершенно мертво. Так, должно быть, мог разговаривать камень. — Поклянусь, чем скажете.
— Уже неплохо. Где болит?
Итен прислушался к себе и ощутил лишь безграничную усталость. Не болела даже душа, хотя ей имелось от чего разрываться на части.
— Нигде.
Ирвина нахмурилась.
— Это-то и пугает. Дофину звонить?
— Не стоит.
Ирвина прикусила губу, фыркнула, покачала головой. Итен с легкостью поднял руку, пошевелил пальцами.
— Тело слушается. Моторика в порядке, — сказал он, щелкнул пальцами; подождав немного, вынужденно признал: — Вот магические усилия пока… тщетны.
— Еще бы! — Ирвина всплеснула руками. — Будь ты обыкновенным магом, под конвоем отправила бы в кошейню и заперла там с приказом не выпускать, пока не съешь весь их ассортимент, — пробормотала она, поднимаясь. — Ну… — окинув оценивающим взглядом, признала: — Весь вряд ли переваришь, но хотя бы половину.
Немного погодя, он последовал за ней. Тело слушалось безупречно, слабость не спешила набрасываться, а ноги — подкашиваться. Видать, пыльца феи сделала свое дело.
— Пожалуйста, не надо, госпожа начальница полиции, — попросил он.
— У тебя же резерв опустошен вплоть до нервного срыва! Неужели все еще не понял?! –и она снова всплеснула руками. — Итен!
— Я спокоен, госпожа Блакарди.
— Ты не спокоен, а безучастен! — поправила она.
— Пустое.
Она собралась возражать, но передумала, ухватила его за руку, крепко сжав. От ее прикосновения через кожу и далее по жилам вместе с кровью снова полилось тепло. Терпкий аромат ударил в ноздри. Голова принялась кружиться, но легко, едва заметно.
— Не смей думать… — она на миг замерла, видимо перебирая варианты, — будто сделал все, от тебя зависящее, и никому не нужен. Это не так!
— Бросьте, — с удивлением подмечая абсолютно не испытываемые ранее ощущения, проронил Итен. — Я точно не отправлюсь сейчас на известную нам всем набережную и не стану топиться. Только не там. Где-нибудь еще тоже не собираюсь! Я не утратил любви к жизни. С чего бы вдруг?
— Действительно, — Ирвина усмехнулась, а потом разлохматила ему волосы, как могла бы любимому племяннику, набедокурившему, но не сильно. — Олух. В таком состоянии маги на стены лезут. Но то обычные, а ты…
— А я худой боевой маг, драконом покусанный, головой ударенный, причем неоднократно. Законы мне не писаны и вообще… вселенский океан по колени, а то и щиколотки.
Она рассмеялась.
— Что случилось с вами в самом начале? — не то, чтобы Итена интересовало это; сейчас ему было безразлично вообще все на свете. Казалось, используй этот момент для выхода в реальность древняя карга, не удивится, не испугается, а примется уничтожать на остатке вроде бы опустошенного резерва, а затем и голыми руками. Но вот переменить тему точно следовало, и, кажется, он спросил верно.
Ирвина поморщилась, потом посмотрела на него снизу-вверх, провела рукой по волосам. Ей точно также не хотелось говорить о случившемся, как и ему обсуждать свое состояние. Поганое, конечно, но гораздо более странное. Раньше от перерасхода магических сил он терял сознание. Мог впасть в магическое беспамятство и проваляться несколько суток. А чтобы вот так, очнуться и ничего не чувствовать — нет, не испытывал ни разу. С другой стороны, даже на пределе, он не выдавал за раз столько сил, тем более неосознанно и поначалу для самого себя совершенно незаметно. Он всего лишь вцепился в Одвица, которого потянуло к двери.