Дело об одноразовом драндулете
Шрифт:
Отпив большой глоток, он с отвращением посмотрел на напиток и проворчал:
– Теперь пожаловался он, - "шлиц" не отличишь от "шинолы".
Он откинулся на спинку кресла, сощурил глаза, сложил руки на полуакровом брюхе - поза, которую он принимает, когда притворяется, что он еще в состоянии думать - и с надеждой в голосе сказал:
– Если вы джентельмены, хотите проконсультироваться у частного детектива, почему вы не обратились в агенство Пинкертонов или Дола Боннера, или...
– Потому что вы единственный зарегистрированный частный детектив, у которого еще есть лицензия, - ответил Кларк.
– Фу, - фыркнул Жирный, затем помахал пальцем. Лысик, что за ерунда? Чего ради мы должны быть единственным настолько глупым агенством, чтобы до сих пор платить лицензию?
– Я и не знал, что у вас еще есть лицензия, - ответил я. Наверное, там, В Сити-холле, теперь так плохо знают свое дело, что не анулировали ее.
– Дело обстоит так, Чакки, - обратился я к клиентам, - что сейчас, с точки зрения частного лица, нет ничего нечестного. Раньше большую часть дел составляли разводы, но кому теперь придет в голову жениться? Затем шли ограбления, но с введением Универсальной Кридитной карточки не стало никаких денег, и, кроме вас самого, никто не может потратить ваш кредит. Так что, от ограбления никакого толку. Некоторые большие агенства, такие как Пинкертонов и Бернса, случалось, поставляли корпорациям телохранителей и отряды подонков для Штрейхбрейкерства и других, не менее важных услуг. Но теперь нет никаких забастовок, потому что никто не работает. В прошлом году мы специализировались на убийствах, но с приходом к власти партии мафии состав убийства стал таким резиновым, что у детектива больше не бывает дел об убийстве.
– Наше дело не относится ни к одной из этих категорий, - обиделся Кларк - и не удивительно.
Я отвернулся.
– Действительно, - пробормотал Жирный. Он закрыл глаза, но на спинку кресла не откинулся. Значит, он не думал, а просто страдал, по-видимому от того что не мог придумать отговорку и отвертеться от работы. У него скривились губы. Скривив их раз десять, снова открыл глаза и заговорил:
– Джентельмены, - заявил он, - допустим, меня оскорбляет, когда какой-нибудь свихнувфшийся придурок несет чушь. Ну, что же это за загадочное дело, над которым вам хочется, чтобы я помозговал?
– Саботаж, - ответил Кларк.
Жирный открыл слезящиеся глаза, словно от боли.
– Дорогой сэр, - раздраженно пробормотал он.
– Разве я похож на человека, способного броситься в борьбу с саботажниками? Или отсутствующий здесь мой помошник, который вот-вот рассыплется,. Способен...
– Эй, - запротестовал я.
Но на мой протест он не обратил внимания и продолжал говорить, сердито глядя на трех Чаков.
– 6
– Что вы имеете в виду под саботажем? Что саботируется?
– Промышленный саботаж, - пояснил Олдисс.
– Мы жертвы промышленного саботажа и шпионажа. Саботируется наш проект одноразового автомобиля "Рапчед Рэт".
– "Рапчед Рэт"?
– переспросил я с недоумением.
На мгновение перестав теребить свою бородку, Браннер посмотрел на меня и извиняющимся тоном пояснил:
– Автомобильная промышленность уже давно исчерпала все названия животных и птиц, в честь которых называли модели. Началось давно с таких моделей, как "Бэаркет", "Мустанг", "Кэйюз", "Санднрберд", "Бобкет" и так далее. Вот и приходится нам теперь изворачиваться.
– Одноразовый автомобиль?
– рявкнул Жирный. Он вздохнул через нос до отказа, набрал бушель воздуха и выпустил его через рот. Бессовестная брехня. Фу! Вы хотите одурачить нас.
– Да нет же, возразил Кларк, возмутившись в свою очередь.
– Мне кажется, что это лучшая традиция американского технологического бума. Вы, конечно, помните, как началась эта тенденция более полувека назад. Клинекс - одноразовый носовой платок. Позднее появились такие вещи, как одноразовая шариковая ручка. Затем одноразовые зажигалки. Когда в ней кончалось горючее, вы не заправляете ее, а выбрасываете. Затем одноразовые женские бумажные платья. Затем на рынке появились часы, такие дешевые, что когда они останавливались, намного выгоднее купить новые, чем чинить старые. Такая участь постигла большенство товаров. Например, туфли. При их изготовлении не предусматривается возможность заменить каблуки и подошвы, когда они изнашиваются. Сапожники уже давно стали такими дорогими, что дешевле купить новую пару. Ну вот, и пришло время одноразового драндулета, и появился "Рапчед Рэт".
Он говорил, а я все более и более недоумевая, пялил на него глаза.
– Вы хотите сказать, - спросил я, - что собираетесь выпустить машину, которая будет обходиться так дешево, что как только ей потребуется самый пустяковый ремонт, ее просто выбросят и возьмут новую?
– Не совсем так, - назидательным тоном ответил Браннер.
– Это было бы, я бы сказал, расточительно. Ее просто обменяют на новую.
– Черт побери, сколько человек смогут позволить себе такое? фыркнул я.
Жирный просто сидел, закрыв глаза и погрузившись в печаль.
В разговор мягко вступил Кларк.
– Вижу, ребята, вам надо кое-что пояснить, - сказал он.
– На заре автомобильной промышленности во главу угла ставилась простота. Машины того времени были обычно двухцилиндровыми, без всяких излишеств. Когда отладилось массовое производство, многие модели продавались по цене не выше четырехсот долларов; модель "Т-Форд", пожалуй, лучший тому пример. Даже не так давно, в середине тридцатых годов, дешевые машины шли по цене около пятисот пятидесяти долларов.
Я вздохнул по минувшим дням.
Он напористо продолжал:
– Затем начались незаметные изменения. Напридумывали всякие финтифлюшки, вроде стартеров и тормозов на всех четырех колесах. Потом обогреватели. Потом дворники. Радио. Воздушные кондиционеры. Управление с усилением, стекла с электроподъемниками, тормоза с электроприводами. Автоматическое переключение передач и бог знает, что еще. Девять десятых машины составляли ненужные приспособления, - он картинно поднял палец.
– "Рапчед Рэт" вернет нас к младенчеству автомобиля.
– 7
Жирный развлекался - рисовал кружочки на ручке кресла - величиной с десятицентовую монетку - скрюченными от старости пальцами. Однако, глаза его еще на раскрылись, поэтому распоряжаться балом продолжал я.
– На сколько, по-вашему, вы сможете снизить цену этого ободранного агрегата на колесах?
– спросил я.
– До пятисот тысяч псевдо-долларов, - ответил Браннеер.
– Короче, примерно, до пятисот прежних долларов, которые были до начала инфляции в 1932 году, когда обесценились деньги.