Дело об одноразовом драндулете
Шрифт:
Она снова принялась шарить в столе. По-видимому, перед моим приходом она трудилась над первой бутылкой. Вынула пачку бумаг и тупо уставилась на нее.
– Черт бы меня побрал, - проговорила она.
– Явсю неделю искала эти синьки. Здесь все теряется, правда? Ну, моя основная работа - секретарь по приему поситителей, значит, нечего от меня требовать, чтобы я занималась и всей текучкой.
– 17
Она небрежно швырнула бумаги в мусорную корзину и продолжила поиски, которые увенчались находкой еще одной бутылки бурбона выдержки каменного века и она ее искуссно откупарила.
– Ну, погодите минутку, - запротестовал я.
– Вы хотите сказать, что здесь только два сотрудника "Рапчед моторс компани", кроме трех лайми?
– вот именно.
Она наполнила стопку.
– Но ведь это немыслимо, чтобы всю работу выполняли два человека один секретарь и один изобретатель.
– Какую работу?
– резонно спросила она.
– Я же говорю тебе, что все автоматизированно, компьютеризированно и все такое прочее. На самом деле у меня, как у секретаря, так мало дела, что мне приходится обслуживать мистера Олдисса, мистера Браннера и мистера Кларка другим способом. Действительно, иногда мне кажется, что именно поэтому они наняли меня. Вместо меня можно было установить автомат.
Это меня ошарашило.
– А строительство завода, на котором будут выпускать "Рэт"? спросил я.
– О, строительство. Будет заключен контракт.
Я сразу же закрыл горестно глаза, затем снова открыл их и спросил:
– Ладно, как ваша фамилия?
– Ле Гуин, - ответила она, опрокинув стопку в рот и потянулась за бутылкой.
– Ле Гуин?
– переспросил я.
– А имя? И неговорите мне, что оно женский вариант Чарльза, что-нибудь, вроде Шарлоты.
– Мата Хари, - ответила она.
Я записал, неуверенно бормоча:
– Мата Хари, Мата Хари... Кажется, я его слышал раньше.
– Моя прапрабабка, - заявила она с гордостью, - была знаменитостью своего рода в прошлом.
– Наверное, до меня, - сказал я.
– Моя память не прстирается дальше Джинджер Роджерс, Греты Гарбо и, пожалуй, Мери Пикфорд. Когда-то я питался ими.
– В т_е д_н_и?
– удивилась она.
Я вернулся к своим записям.
– Так, вы американка?
Если подумать, то не скажешь, что она похожа на американку. По-видимому, она не могла родиться в менее экзотическом месте, чем Ближний Восток.
– Нет, - ответила она, по здравому размышлению наливая обоим. Родилась в Танжере, в Морокко. Мать родом из Бразилии, а отец из Макао, - затем небрежно добавила: - Ни там, ни там нет законов о выдаче приступников.
Я уставился на нее.
– Вы хотите сказать, что вы - еще один пример чужака, которого разрешило нанять правительство, когда девяносто процентов американцев сидят на Отрицательном Подоходном Налоге? Не уверяйте меня, что это случай "утечки умов", что в стране нехватка умеющих читать и писать.
Прошу не говорить непристойные слова в моем присутствии, я не разрешаю, - сказала она с оттенком высокомерия в голосе.
– Какие непристойные?
– растерянно спросил я.
– Правительство.
Я отрицательно покачал головой.
– Вот вы здесь работаете секретарем, а не лучше моего знаете слова. Непристойные слова - это слова, вроде "ублюдок", "сукин сын" или "курва".
– 18
– О, - извиняющим голосом протянула она.
– Ну, этот Чарли Азимов, - спросил я, стараясь говорить как можно резче.
– Что вы можете сказать о его исчезновении? По-вашему, это похищение? Может быть, террористы?
– Какое исчезновение?
– безразличным тоном спросила она.
– Он только что звонил как раз перед твоим приходом. Он сильно простудился. Давай посмотрим, что он сказал, у меня записано. Не-а, не могу найти. У меня безнадежная система учета.
Я поднял глаза к кому-то там, наверху.
Потом я опустил их и пустым взглядом посмотрел на нее, как если бы всунул кредитную карточку в щель, пытаясь оплатить туалетную бумагу лишь только для того, чтобы обнаружить, что ее там нет.
Я тоскливо поднялся на ноги и положил свои вещи в карман.
– Ты уже уходишь?
– поинтересовалась она.
– Может быть, лучше присаживайся и помоги мне прикончить эту посудину. У меня есть еще одна или две, если я смогу найти их.
– Нет, спасибо, - ответил я, чуть не плача.
– Никогда не пью на службе. Кроме того, я уже выпил три порции, и моя навигация стала хуже, чем в былые времена.
Обратный путь к дому из коричневого камня на 35-й стрит я проделал только два раза встретившись с небольшими бандами террористов, одна из них била по голове маленькую старую леди с хозяйственной сумкой, полной гастрономических продуктов, которые она, наверное, стянула в местном ультра-маркете. Я обошел их стороной в обоих случаях, не желая ввязываться, согласно современной морали.
Отомкнув дверь, я вошел, прежде чем войти в оффис, заглянув на кухню узнать, не просчитался ли я в расчетах и не опоздал ли к обеду.
– Феликс - или как его там?
– весело хлопотал у плиты. Он поднял голову и сказал:
– Смотри, Лысик, как в былые времена. Пузанок, оленина под приправой, и никакой петрушки, вроде соевых сосисок. И вместо фарша "Эскофье" сегодня...
Я посмотрел на него мрачным взглядом.
– Где ты взял кредит на эту сказочную еду?
– Лысик, ведьмы заполучили клиента. Я позвонил Маммиани на Фултон-стрит, это последний магазин деликатессных продуктов в городе. На нее ушул весь наш кредит до последней капельки, все, что у нас было в "Дэйта Бэнкс" в отделе вкладов. Но как только оформят наш кредит и их перевод, унас будет все, что надо, чтобы долгие месяцы обедать так, как мы привыкли.
– Какой клиент?
– спросил я, так и не запрыгав от радости.
– Мы должны были расследовать промышленный шпионаж, а также исчезновение изобретателя, как вероятный результат грязной игры. И вот оказывается, что промышленный шпионаж - это змееподобная дева, нанятая за ее умение раздавать утешения в горизонтальном положении, а не за секретарские способности. Она все путает. А исчезнувший изобретатель, олух по фамилии Азимов, слег - его свалила простуда - и лежит в "Бауэри Хилтоне".