Дело об оффортах
Шрифт:
Они молча вышли из подъезда и также молча побрели к остановке. Адель взяла его под руку. И сделала это так просто и неожиданно, что Вигдор даже не удивился, словно бы они гуляют так давно.
Адель заговорила первой.
– Я видела, вы смотрели на меня внимательно, разглядывали или изучали. Наверное, осуждаете? Я учусь на филолога, а у Кокорева подрабатываю. Все деньги уходят на врачей, лекарства и хорошее питание. Мама плохо себя чувствует. Кокорев не жадный и платит хорошо. Выучусь, и мы уедем в деревню. Врачи говорят, там ей будет лучше. Я хотела устроиться в школу,
– Вы очень красивая, Адель. И очень заботливая. Мама ваша обязательно поправится. Я, к сожалению, не художник, рисовать не могу совсем.
– А кто вы?
– Ну, скажем так, краевед.
Адель засмеялась:
– Вы читатель или писатель?
– Всего понемножку.
– А мне Савелий про вас рассказывал. Вспоминал как-то про жуткие годы, когда вы вместе давали представления моментального рисования. За вечер, говорил, нередко по 15–20 моментальных портретов делал! Неужели, правда?
– Всякое бывало. Все рухнуло в одночасье, и каждый выбирался, как мог. Но я те поездки вспоминаю с удовольствием. Вот это был настоящий реализм, как потопаешь, так и полопаешь. Какой-то у нас уж очень серьезный разговор пошел.
– А мне нравятся серьезные разговоры.
Потом они шли молча, словно бы знали друг друга давным-давно и уже успели наговориться.
Долго ждали трамвая. Наконец, громыхая всеми своими железками, появился вагончик. Вигдор помог Адели запрыгнуть на ступеньку.
Забавно, но молчание сближает людей зачастую быстрее и сильнее всяких разговоров. И когда он нежно поцеловал ее в щечку на прощание, это получилось легко и не вызывало никакой двусмысленности. Адель уехала, а он еще долго сидел на остановочной лавочке…
Глава четвертая
Савелий начинает и проигрывает
Раздался телефонный звонок. Он звенел и звенел наглый, требовательный.
Брать телефон не хотелось, словно была уверенность, что ничего хорошего из трубки не послышится (и ведь не ошибся же!) Попробуй потом сказать, что предчувствия нет или оно в большинстве случаев обманывает.
Голос был незнакомым, каким-то мельтешащим. Вигдор сразу понял: такие голоса – ему не нравятся.
– Вигдор Борисович! Здравствуйте!
– Здравствуйте, извините, не узнал, мы знакомы?
– Не было повода, не было. А так, я бы сказал, заочно о вас уже многое знаю. Я представляю интересы Александра Петровича Спицына. Вам известен такой большой художник?
Вигдор молчал, собираясь с мыслями. Почему-то его в данный момент занимало, можно ли один разговор считать знакомством?
– Алло, Виг-дор Бори-со-вич! Вы слышите меня?
– Слышу. Что вы хотите, что за дурацкая история с судом? Что желает большой художник Спицын?
– Сколько вопросов сразу. Все, что мы хотели, так это справедливо и исключительно мирно уладить возникшие трудности. О чем и попросили суд.
– Значит, деньги?
– Нам больше нравится термин гонорар.
– Разве я что-то заказывал художнику
– Разумеется, нет. Вы просто опубликовали его лучшие произведения без авторского договора. И мой клиент хотел бы получить денежную компенсацию в досудебном порядке.
Опять воцарилось молчание.
– Вигдор Борисович, вы слышите меня?
– Слышу? Нет, я вас чую. Научился распознавать аферистов по голосу. Какие лучшие произведения Спицына? Как это без согласия? Он сам предложил художнику Савелию Кокореву взять несколько офортов для оформления. И раз уж вы представитель Спицына, вы должны знать об этом не хуже моего.
– Вигдор Борисович, любое знание дополняется последующим и отступает перед обстоятельствами. Напрасно вы так, Вигдор Борисович, напрасно. Что для вас и вашей компании какие-то сто тысяч евро? Вы разоритесь? Вы потеряете все? Отдайте моему клиенту деньги, и расстанемся хорошими друзьями.
Неожиданно для себя Вигдор расхохотался. Он смеялся так искренне и непринужденно, видимо, представив себе, что-то действительно очень веселое.
– Гонорар, значит, всего-то ничего сто штук европейских фантиков. Кажется, цена трешки в Лесовске. Я слышал, жилплощадь у нас такая же дорогая, как в столице. А что, разве вашему клиенту негде жить? Бедный-бедный художник! Я могу пригласить пожить его в своей квартире, потеснюсь ради талантливого человека. Слышите, пусть переезжает хоть завтра, да нет, лучше сегодня, сейчас. Ладно, господа вымогатели, спецпредставители и посланники, давайте встречаться. Будем вести разговоры. В обед, ресторан «Фантазия» устроит? В два часа, у меня в это время биологический сигнал «кушать подано». И вот еще что, за обед платите вы. С такими-то запросами по сто тысяч евро за пару оттисков, поди, не обеднеете.
Вигдор кинул трубку и тут же пожалел об этом. Конечно, это проявление слабости. Но какая наглость, вот так среди белого дня требовать деньги ни за что ни про что. Надо Кокореву звонить, чего он там учудил.
Савелий долго не подходил к телефону. Вигдор набирал номер несколько раз, и уже было оставил это занятие, но долгий гудок все-таки прервался. На том конце провода что-то громыхнуло, застучало и, наконец, раздался голос Савелия.
– Вигдор… ты убийца, ты же не можешь так издеваться над приятелем. Я уснул только под утро!
– Савелий! У меня вдруг образовалась проблема. У нас вдруг образовалась серьезная проблема! Она тревожит и мешает смотреть на жизнь добрыми глазами. С меня требуют 100 000 евро!
– Как у вас сочинителей все запущено. Ладно, а чего по телефону, приезжай, пока ты в пути, я хоть полчасика оторву. Заодно проводишь Адель до остановки…
– Савелий!
– Вигдор, чтоб я так жил, упаси бог. Ты же знаешь, я с натурщицами только работаю. Я на кухонке сплю, она на диванчике. Поздно вчера уже было провожать, заработался. Адель! А-де-ль! Ты хочешь послушать фантазии моего друга писателя? – Вигдор, Адель не возражает выслушать тебя самым внимательным образом. Она с радостью вспомнила, что ты давненько не работал джентльменом. Так что давай, греби к нам. Двух внимательных слушателей ты уже имеешь.