Дело об отравленных шоколадках

Беркли Энтони

— Я не об этом, мистер Шерингэм, — произнесла она не без резкости. — Я говорю о том бремени фактов, которые попали ко мне в руки, и о тяжком долге, который мне надлежит здесь выполнить.

— Вы хотите сказать, что распутали это дельце? — осведомился мистер Брэдли весьма непочтительно.

Миссис Филдер-Флемминг окинула его мрачным взглядом.

— К моему бесконечному сожалению, — произнесла она низким, тревожащим голосом, — мне это удалось.

Миссис Филдер-Флемминг, казалось, наконец овладела собой. Она заглянула в свои записи и уже куда уверенней снова заговорила:

— Криминалистика всегда привлекала меня как профессионального драматурга. Мой интерес к ней связан с неисчерпаемым опытом человеческой драмы. Неотвратимость убийства, обреченная на гибель жертва, подсознательно знающая это, но тщетно сопротивляющаяся своей злой судьбе, жребием избранный убийца, сначала бессознательно, а затем осознанно и бесповоротно стремящийся к начертанной злым роком развязке, силы потаенные, возможно, неведомые

ни жертве, ни убийце, упрямо ведущие их к осуществлению трагической развязки, не говоря о чудовищности совершаемого… — я всегда ощущала, что любое самое простое или самое страшное убийство замешено на глубочайшей человеческой драме, с которой не идет в сравнение ни одна даже самая сложная ситуация, возникающая порой в жизни людей. Вспомните пьесы Ибсена: нагромождение неизбежно противоборствующих обстоятельств, которое мы назовем судьбой; тут есть нечто и от Эдгара Уоллеса — в катарсисе, через который приводит он нас, взирающих на драму жизни, к очищению в финале. И потому совершенно естественно, что я буду рассматривать наше дело в какой-то степени под углом зрения моей профессии (тем более, что тут я столкнулась с драматическим поворотом, какой даже трудно было бы измыслить). Призвание мое сказалось также и в том, как я подошла к решению стоявшей передо мной задачи. Как бы то ни было, я поступила именно так, и никак иначе. Результат более чем оправдал мои самые страшные ожидания. Я рассматривала дело в свете одной из древнейших драматических ситуаций, и вскоре оно открылось передо мной со всей своей неприглядной очевидностью. Я имею в виду ситуацию, которая у джентльменов, именующих себя театральными критиками, неизменно носит название «вечного трагического треугольника». Конечно, я должна была начать с одного из участников треугольника, с сэра Юстаса Пеннфазера. Из двух других участников один должен был быть женщиной, другой — мужчиной или тоже женщиной. И тут я обратилась к очень старому и очень мудрому афоризму cherchez la femme [6] , и… — голос миссис Филдер-Флемминг зазвучал торжественно, — я ее нашла.

6

Ищите женщину (фр.).

Надо сказать, что до сего момента аудитория не была так уж захвачена ее речью. Даже многообещающее вступление не пробудило большого интереса, поскольку все предвидели, что миссис Филдер-Флемминг не преминет подчеркнуть, что ее слабой женской натуре претит такой акт, как передача преступника в руки правосудия. Ее трудновоспроизводимые фразы, очевидно заученные ею наизусть, специально для предстоящего спектакля, уводили от смысла и сбивали с толку.

Миссис Филдер-Флемминг напрасно ждала изумленных возгласов, которыми, по ее расчетам, должна была сопровождаться ее последняя фраза. Она возобновила свою речь, и на этот раз в ее манере не было ни репетиционной зубрежки, ни работы на публику. Она со всей серьезностью перешла к сути, что возымело должное действие.

— Понятно, что в моем представлении это не должен быть банальный треугольник. — Она бросила победный взгляд на сэра Чарлза. — Я ни секунды не подозревала леди Пеннфазер. Преступление было совершено с невыразимым изяществом, и это вселило в меня уверенность, что я имела дело с ситуацией весьма нетривиальной. Кроме того, треугольник не обязательно включает в себя мужа и жену. Любые три человека по воле обстоятельств могут составлять треугольник. Обстоятельства создают треугольник, а не герои, его составляющие. Сэр Чарлз сказал, что это дело напомнило ему дело Мари Лафарж и даже в каком-то смысле дело Мэри Энселл (мог бы он добавить). У меня возникли те же аналогии, но я от них отказалась. По-моему, дело Молине, которое слушалось в Нью-Йорке, содержит больше параллелей. Вы, безусловно, помните его подробности. Мистер Корниш, директор гимнастического клуба, получил на адрес клуба в рождественской почте маленький кубок и бутылочку с бромсельтерской водой. Он решил, что кто-то над ним пошутил, и сохранил пакет, с целью выяснить, кто был тот шутник. Несколько дней спустя женщина, жившая в том же пансионате, что и Корниш, пожаловалась на головную боль, и Корниш дал ей выпить немного бромсельтерской. Она тут же скончалась, а Корниш, который отпил всего глоток, потому что она сказала, что лекарство ужасно горькое, тяжело переболел, но выжил. В результате был арестован и отдан под суд человек по фамилии Молине, член того же клуба. Многое свидетельствовало против него. Кроме того, было известно, что он страшно ненавидел Корниша и даже однажды напал на него с кулаками. Более того, за год до этого был убит другой член клуба, по фамилии Барнет. Смерть наступила по причине отравления образцом нового порошка от головной боли, который был также прислан как бы в шутку Барнету на адрес клуба. А незадолго до эпизода с Корнишем Молине женился на девушке, которая была помолвлена с Барнетом в самый канун его смерти. Молине был влюблен в нее с незапамятных времен, но тогда она предпочла Барнета. Насколько вы помните, Молине был осужден на первом процессе и оправдан на втором. Позже он сошел с ума. Итак, мне представляется, что тут мы имеем полную параллель. Наше дело являет собой по многим позициям

усложненное дело Корниша — Барнета. Сходство необыкновенное. Отравленный предмет, посланный на адрес клуба, смерть невинного лица по ошибке, как в случае Корниша, сохранен пакет, есть треугольник, как в деле Барнета (в треугольнике, заметьте, нет ни жены, ни мужа). Все это просто ошеломляет. Более того, это и проявляет кое-что. Такие вещи по чистой случайности не происходят.

Миссис Филдер-Флемминг остановилась и высморкалась в платочек, негромко, но с чувством. Она уже взяла нужный курс и сумела направить по этому курсу аудиторию. И если не слышно было «ахов» и «охов», то по крайней мере в продолжение всей паузы стояла полная тишина.

— Я сказала, что сходство было не только ошеломляющим, но и выявляющим. Я объясню позже, в чем заключается эта его особенность. Пока же замечу только, что мне в моем расследовании это чрезвычайно помогло. Мысль о слишком близкой параллели с делом Корниша была большой неожиданностью для меня, но, ухватившись за это открытие, я странным образом почувствовала уверенность в том, что именно в этой аналогии и следует искать разгадку гибели миссис Бендикс. Это чувство овладело мною с такой силой, что я все поняла — и очень точно. Да, меня посещают порой приступы интуиции (называйте их как хотите), и ни разу еще я не была ими обманута. И в данном случае интуиция меня не подвела. Я стала рассматривать дело в свете дела Молине. Поможет ли мне оно в поисках женщины, которой не хватает в нашем деле? Каковы были особенности дела Барнета? Барнет получил злополучный пакет, потому что должен был жениться на девушке, а убийца твердо решил этому воспрепятствовать. При таком количестве параллелей не наблюдаем ли мы. — Миссис Филдер-Флемминг сдвинула свою нелепую шляпку совсем набекрень и решительным взором обвела своих слушателей, уподобляясь первохристианину, который, укрепленный верой, пытается смирить взглядом стаю разъяренных львов. — Не наблюдаем ли мы нечто подобное и в нашем деле?

Вот теперь миссис Филдер-Флемминг была наконец вознаграждена. Она услышала возгласы изумления и самые искренние «ах!» Громкий негодующий возглас сэра Чарлза напомнил скорее фырканье. Мистер Читтервик тихонько ахнул, но больше от страха, как бы чего не случилось между сэром Чарлзом и миссис Филдер-Флемминг, — они переглянулись, и это не сулило добра. В глазах сэра Чарлза читалось грозное предупреждение, а в ее колючих глазах сверкнул нескрываемый вызов.

Президент Клуба тоже сдержано ахнул, лихорадочно соображая, что же делать в его положении, если два члена Клуба затеют рукопашную прямо у него под носом.

Мистер Брэдли и ахнуть не успел. Он зашелся от восторга, и было отчего. Миссис Филдер-Флемминг раздразнить быка удалось лучше, чем ему самому. Он отнюдь не завидовал ей, нет, ему и так было совсем неплохо — сиди себе и потирай руки от удовольствия. Даже в своих самых наглых тореадорских выпадах против сэра Чарлза ему и в голову бы не пришло заявить, что родная дочь его жертвы послужила поводом к убийству. Неужели эта потрясающая тетка могла слепить из насквозь дырявой версии целое дело? А вдруг окажется, что это правда? В конце концов, можно и это предположить. В прежние времена убийства из-за хорошеньких женщин совершались довольно часто. А почему бы и нет — ради прехорошенькой дочки королевского адвоката?

Последней ахнула миссис Филдер-Флемминг, пораженная собственной смелостью.

Только Алисия Дэммерс не проронила ни звука. Ее умненькое личико ничего, кроме любопытства, не выражало. Она с нетерпением ждала, чем кончится пикировка между ее подружкой и сэром Чарлзом. Даже если бы на скамье подсудимых оказалась ее собственная мать, она, похоже, с той же бесстрастностью воспользовалась бы шансом поупражняться в быстроте смекалки и проверке своего интеллекта на остроту. Не вникая в суть происходившего, а происходило то, что впервые один из членов Клуба оказался замешанным в деле об убийстве, она давала понять — и резкий блеск ее глаз об этом и говорил, — что сэр Чарлз должен быть рад, раз из-за его дочери какой-то смельчак отважился на подобный поступок.

Сэр Чарлз, напротив, отнюдь не ликовал. Вены на лбу у него побагровели и вздулись, и казалось, в нем, того и гляди, что-то лопнет. Миссис Филдер-Флемминг снова ринулась в бой, как перепуганная, но решившая не отступать, курица.

— Мы условились между собой не принимать во внимание закон о клевете. — Она и впрямь кудахтала. — Личность для нас как бы не существует, и если в процессе обсуждения возникает чье-либо имя, нам известное, мы имеем право произнести его без колебаний, как если бы оно было нам совершенно незнакомо. Мы ведь договорились об этом вчера на вечернем заседании, не так ли, господин президент? И разве поприще, которое мы избрали, не обязывает нас ставить долг перед обществом выше личных интересов?

На мгновение Роджера охватил панический страх. Ему совсем не хотелось, чтобы его великолепный Клуб распался, рассыпался, чтобы никогда уже вновь из праха не возникнуть. И хотя боевой задор и бесстрашие миссис Филдер-Флемминг не могли не восхищать его и он даже немножко завидовал ей, так как сам таким характером не обладал, он понимал сейчас, что повод подвернулся самый неподходящий — речь шла не о ком-нибудь, а о сэре Чарлзе. Однако же право было на стороне миссис Филдер-Флемминг, а разве защита интересов правосудия не входила в обязанности президента?