Дело огня
Шрифт:
Вот, значит, как вы сгорели, господин Сайто. Вот, значит, как вы оказались на виду. После такой истории вашей личиной не могли не заинтересоваться, вас не могли не опознать. И вы должны были это понимать. А добровольцев все-таки не бросили. Не смогли. Это полезно знать. А еще интереснее то, что вас, опознав, не убили там же и тогда же. По всему, должны были.
— Господин инспектор был добровольцем?
— Нет, — инспектор слегка улыбнулся, — я уже тогда работал в токийской полиции. И даже успел неплохо продвинуться по службе. После Фукухара, конечно, возникла некоторая неловкость. Но не увольнять же им меня было.
Инженер кивнул. Отрубить голову или прислонить к ближайшей стене было за что и с лихвой, а увольнять — совершенно не за что.
Танцы с веерами, по мнению господина инспектора, пора было заканчивать.
— Господин Асахина, я пришел к вам, чтобы предложить одну поездку. Она поможет нам разобраться с кое-какими новыми счетами, и с кое-какими старыми, — обмакнув кисть в чернильницу, господин Фудзита небрежно начертил на полях газеты знак «дракон». Тушь немедля «поплыла» на скверной бумаге. — Как бы эта поездка ни закончилась, обещаю вам, что много времени она не займет.
— Господин инспектор полагает, что скромное присутствие вашего покорного слуги там кого-то заинтересует?
— Господин инспектор очень на это надеется.
— Необходимо зайти домой, сменить одежду и предупредить семью, — спокойно сказал инженер. — Примите мое скромное приглашение.
— Боюсь, что мне придется обидеть вас отказом. Мне еще предстоит узнать, когда именно разумнее наносить этот визит. Я хотел заручиться вначале вашим согласием — я не думаю, что мой источник сможет дать мне эту информацию дважды.
Инженер коротко поклонился.
— Господин инспектор найдет своего покорного слугу в Ситамати [46] , четвертый дом слева от моста. В рабочее время — здесь.
Полицейский кивнул и встал.
…Они дошли вместе до перекрестка. Пожилая женщина проводила их взглядом из-за забора. Что-то не так было с этими двумя, выглядели они чиновниками из новых времен, а шли и смотрели — как люди из времен старых, и никакая чужеземная форма с металлическими пуговицами и шитьем на узких рукавах не могла скрыть волчьей повадки. У перекрестка тот, что пониже ростом, пошел направо, а высокий остановился и закурил. Огонек его сигареты — тоже заморская мода — мерцал в сумерках, как красный светлячок. Когда светлячок угас, высокий полицейский решительно зашагал налево, к центру.
46
«Нижний город», район ремесленников и торговцев в старом Токио.
Это было приятное дело, оставленное на вечер, напоследок. Приятное не существом своим, а тем, что его, наконец, можно было сделать. Более того, в нынешних обстоятельствах оно превращалось в оперативную необходимость. Человек, к которому шел полицейский, был из лагеря патриотов и хорошо показал себя во время смуты. А потом смута кончилась и те, кто выжил, стали большими людьми. Иногда очень большими. Но когда в досягаемости почти все, часто вдруг оказывается, что не хватает чего-то еще. А связи есть, а знания есть, а возможности сбыта выросли. Впрочем, пока созданная чиновником сеть занималась только контрабандой, вернее, только безобидной контрабандой, токийская полиция предпочитала закрывать глаза. Как говорят классики, рыба веселее плодится, если пруд чуть затянут ряской, а люди лучше служат государству, если кое-какие стороны их жизни оставляют без внимания. И если у этих людей хватает ума не переходить границы…
Потому что желание съесть слишком жирный кусок иной раз переводит простую контрабанду в ранг государственной измены.
Полицейский остановился у ворот, за кругом света от фонаря, и посмотрел на ярко освещенные окна особняка. Большие, плоские — как в управлении или железнодорожной конторе.
Он снял фуражку, положил на подстриженный куст под балконом. Подпрыгнул, подтянулся, перехват, еще один, вот, стоял человек на земле, а теперь стоит на балконе. Есть преимущества у высокого роста, есть.
Хозяин в домашнем кимоно, из-под которого виднелся воротник европейской рубашки, сидел за тонконогим столиком и увлеченно что-то считал и записывал в тетрадь. Что-то у него не сходилось, он зачеркивал, считал снова, перекидывал косточки абака. Потом поднял голову — и кисточка выпала из руки.
— Я, — а ведь молодец, даже петуха не пустил, — вас не звал.
И правда. Не звал. Приятным было сегодняшнее дело, приятным. Г-н Ямагути не просто держал сеть, не просто торговал тем, чем не следовало. Он еще любил рыбалку. Любил ловить людей на ту или иную наживку. На жадность, на страх, на обиду. Ловить и ломать. Он был из старых Исин-Сиси, с самого начала, и по контрабандной своей линии до прошлого месяца не делал ничего особенно дурного. Если бы не смерть Окубо и всеобщий переполох, его бы никогда не позволили убить — слишком многие помнили его прежним, слишком многие были ему обязаны теперь…
— Не звали. Я пришел предложить вам еще одну сделку. Вы скажете мне, когда и с какого причала заберут груз из пакгауза 4-4-8 — воистину несчастливое число [47] , — а я не стану заводить на вас дело, и ваше имущество достанется вашей семье.
Господин Ямагути откинулся на спинку кресла, сдвинул руки на край стола, побарабанил пальцами как бы в раздумье. Значит, в ящике стола у него револьвер. Только дернуть на себя бронзовую ручку и выхватить. Сакамото Рёма многим наглядно продемонстрировал преимущества американского огнестрельного оружия над японским холодным — и у господ благородной цели оно вошло в моду.
47
Число «четыре» по-японски произносится как «си», что созвучно слову «смерть», и оттого считается несчастливым. По возможности японцы избегают его или произносят другую форму — «йон».
Хозяин дома немного, совсем немного не рассчитал. Он полагал, что инспектор слишком близко подошел к столу и потеряет драгоценное время, пока будет возиться с ножнами. Господина Ямагути не учили драться в тесных помещениях. Этому мало где учили. Вообще-то, инспектор не был сентиментален и спокойно пустил бы в ход свой собственный, тоже неуставной, револьвер. Но на шум сбежалось бы полдома, а инспектора не интересовал никто из домочадцев.
Хозяин дома не заметил, пропустил движение — и звук, должен же быть звук… — и теперь видел краем глаза волнистый рисунок по кромке. Хороший меч. Очень хороший. Княжеский. Откуда он у полицейского?
— Подарок, — прочел мысли инспектор. — Так когда придут за грузом?
— Если я скажу… вы меня убьете.
— Я убью вас в любом случае, — пояснил инспектор. Правой рукой он сооружал что-то из большого европейского носового платка, и чиновник вдруг понял, что это — кляп.
— Вас услышат…— прошелестел чиновник.
— Будет очень жаль. Я не люблю вредить посторонним.
— Чего вы хотите? — чиновник смотрел на неподвижное лезвие. — Денег, чего?
— Имя. Сроки.
— Вам не нужно, — убежденно сказал чиновник. — Это не те люди. Или вовсе не люди. Мне заплатили, да. Но я не стал бы — мне и так было хорошо, я не стал бы, если бы не боялся.