Дело «Памяти Азова»
Шрифт:
Январским вечером я и Н. Раленбек, как бывшие полтавцы, решили навестить своего командира, к которому питали глубокое уважение. Сергей Валерьянович принял нас в своем большом холодном кабинете в накинутом на плечи флотском пальто, худой, бледный, с запавшими глазами, вышел навстречу из–за письменного стола, подчеркивая этим, что он уже не наморен. Мы высказали свое сожаление о его отставке и пожелали скорейшего восстановления здоровья. Поблагодарив нас за добрые пожелания, он, когда мы все расселись в креслах, после небольшой паузы стал нервно говорить о том, что наболело и накопилось у него в душе. Лейтмотивом в его высказывании звучала тревога о неблагополучном состоянии дисциплины в судовых командах, без которой не может быть флота, о пороках «комитетчины», об отсутствии контроля за исполнением принятых решений, порождающем безответственность.
Под конец своего монолога он сказал, что не может простить себе того, что у него не хватило силы воли отказаться от злосчастной набеговой операции.
По мере того, как он говорил, чувствовалось, что у него спадало внутреннее напряжение и тем самым как бы происходил процесс самоочищения. Когда он закончил свой монолог, мы перевели разговор на другие темы, с тем чтобы отвлечь его от мрачных мыслей.
Вместо С. Зарубаева в конце января начальником Морских сил и членом Реввоенсовета Балтийского флота был назначен бывший контр–адмирал А. Зеленой, до этого являвшийся начальником Учебного отряда и школ Балтийского флота. Членами Реввоенсовбалта стали А. Баранов, комиссар военно–морских учебных заведений, и В. Зоф, активный партийный работник, член РКП (б) с 1913 г., а в начале февраля начальником штаба Балтийского флота стал А. Домбровский, до этого начальник 1–й бригады линкоров. Вот этим людям и предстояло руководить флотом в суровые дни 1919 года».
Весьма любопытен для нас и взгляд на события вокруг пленения «Спартака» и «Автроила» со стороны белогвардейского офицерства. Весьма интересные воспоминания о том, какие слухи ходили в те дни по другую сторону фронта, как отнеслись вставшие под белые знамена флотские офицеры к позорной сдаче двух кораблей, что они думали и говорили по этому поводу, какие чувства их обуревали, оставил адмирал В. К. Пилкин в своем дневнике за 1919 год: «Вечером мы с Марусей (жена В. К. Пилкина. — В.Ш.) были у Вильсонов (капитан 2–го ранга. — В.Ш.) … Сперва шел разговор об офицерах, захваченных на миноносцах. Что с ними делать? Офицерские дружины в Ревеле единогласно постановили расстрелять всех (а команду через двух третьего). У нас голоса разделились:
Граф (капитан 1–го ранга. — В.Ш.) … был наиболее безжалостен, требуя расстрела всех офицеров, которые служат у большевиков, т.к., по его мнению, они должны были и могли бежать со службы и остались только из низкого, шкурного страха. Противоположностью ему явился Леонтьев (капитан 1–го ранга. — В.Ш.), заявивший, что, несмотря на глубокий свой консерватизм и глубокое отвращение к революции, он считает, что революция совершила одно чрезвычайное завоевание: это отмена смертной казни. Завоевание это надо сохранять во чтобы то ни стало и поэтому не следует никого расстреливать. Вилькен (капитан 1–го ранга. — В.Ш.) держался среднего мнения. Он не считает человеческую жизнь особой ценностью. Необходимо руководствоваться идеей целесообразности. Надо разбираться в каждом отдельном случае и вредных расстреливать, а безвредных отпускать. Павел Викторович (Вилькен. — В.Ш.) склонялся к мысли, что тех, кто был взят, так сказать, с оружием в руках, вроде действующих против. Против кого?.. Против нас, тех расстреливать. Я, конечно, стоял за то, что расстреливать рядовых офицеров, не руководителей, не лидеров, не следует. Я указывал и на деликатное положение, в котором мы находимся, случайно избежав большевистского плена (я метил в Графа), и на то, что необходимо дать выход рядовому офицерству, которое, будучи поставлено между молотом и наковальней, будет принуждено отчаянно защищаться. Теперь, например, Шакеев (старший лейтенант. — В.Ш.), на «Олеге», дал неверный прицел, Павлинов выскочил на камни и т.п. В конце спора подошел Кнюпфер (капитан 1–го ранга. — В.Ш.) . Остальную часть вечера он занимал нас описанием того же диспута на южном берегу. Во–первых, он рассказал нам делах наших (наших?) большевистских миноносцев.
Оказывается, никакой «Забияки» там не было. Был «Миклухо—Маклай», переименованный в «Спартака» и захваченный англичанами (кажется у Готланда), им командовал Шельтинг, поставленный на пост командира прямо из тюрьмы, где он сидел несколько месяцев.
Был «Гавриил» под командой Павлинова, вставший на Девельсей (мель в Финском заливе. — В.Ш.) и потерявший винты, распоровший дно, тоже, конечно, захваченный и теперь ремонтируемый у Ноблесснера (судоремонтный завод в Ревеле. — В.Ш.). Ремонту месяца на три. Как бы его не захватили большевики обратно. Павлинов уверяет, что он посадил «Гавриила» умышленно. Третий миноносец, кажется, «Автроил» ушел. В море были еще «Олег» у Готланда и «Андрей».
Нападение англичане проспали. Никакого наблюдения не было, дозора тоже, и снаряды начали рваться кругом англичан совершенно для них неожиданно. Они могли быть уничтожены. (Жалко, что не пострадали. Эта пощечина их, может быть, и разбудила бы.) Англичане уверяли, что наши… большевистские миноносцы развили ход до 32 узлов. Раскольников был взят на «Гаврииле». Он успел переодеться в матросское платье и спрятаться в рундуке. Павлинов отказался его указать (общее недоумение, но, мне кажется, я понимаю Павлинова). Англичане отправляют его в Англию (Раскольникова. — В.Ш.), для чего на пароходе, на верхней палубе, построили клетку и поместили его. Так перевозят, говорят, англичане тяжких преступников. Но я считаю это издевательством над человеком. Раскольников, сам расстрелявший массу людей, провокатор и фанатик, по–видимому, не совсем нормальный человек, может быть расстрелян и должен быть расстрелян, но возить его как гориллу в клетке это безобразие. И главное, политическая ошибка: участь его возбудит сожаление, участие, симпатии, негодование и будет использована социалистами всех стран.
Остальных офицеров англичане готовы были выпустить и не выпускали, кажется, только потому, что боялись, что этот факт и может повредить остальному офицерству в Кронштадте.
Миноносцы англичане передали (временно, как они уверяют) Эстляндии, которая, т.е. правительство которой и подняло на них эстляндский флаг (какая сложится в будущем стратегическая обстановка на Балтийском море!).
Англичане в Балтийском море в очень небольших силах: всего около 8 вымпелов. Сюда пришли крейсеры.
Английские офицеры держатся очень сдержанно и холодно по отношению к русским, например Кнюпферу. Менее сдержанны были по отношению к миноносцам, которые разграбили: выломали приборы управления огнем, перерубив топором кабель, перетащили к себе с «Гавриила» пианино и, когда Кнюпфер вошел к ним в кают– компанию, тщетно старались закрыть это пианино фалдами сюртуков, но, видя, что это не удается, спросили: не играет ли он?
.Большевиков не то 18 тысяч, не то просто несколько разбойничьих банд. Но все же они постепенно продвигаются к Ревелю. Дух у защитников Ревеля плохой. Очень и очень думают об эвакуации. Но английский адмирал сказал Кнюпферу, что он не допустит перевода войск в Финляндию, что войска должны драться. Это слова! Но англичане купили в Ревеле фирму Ротшермана (?), у которого одна хлебопекарня в Ревеле стоит пять миллионов. Это как будто бы показывает, что они не допустят взятия большевиками Ревеля. Но для этого нужна сила. Боюсь, что они легкомысленные! Ригу большевики уже взяли, так сказать, изнутри. Либава, говорят, держится только присутствием одного английского миноносца. Ревель на ниточке. Английские крейсера пришли в Гельсингфорс, чтобы перевезти на южный берег финляндских добровольцев. Они уходят завтра в 11 часов. Я уговорился с Кнюпфером, что утром сделаю визит англичанам. Пригласил с собою Вилькена, Вильямса (капитана 2–го ранга. — В.Ш.) и Ламкерта (лейтенанта. — В.Ш.), как хорошо говорящего по–английски. Мне этот визит не улыбается, но надо завязать сношения с англичанами и познакомиться с ними.
На миноносцы эстонским правительством приглашены русские офицеры рядовыми. Командный состав из эстонских подданных. Командиром «Миклухо—Маклая» назначен кавторанг Вейгелин, командовавший в эту войну тральщиком. Смущает очень эстонский флаг, но если наши офицеры пойдут на миноносцы, если их будет много, то, может быть, в нужный момент на них и поднимут Андреевские флаги, а если оставить миноносцы только эстонцам, то над ними и контроля никакого не будет, и даже, может быть, они будут окончательно потеряны. Но все же неприятно!
.11 января 1919 года. Бунин Павел Николаевич (старший лейтенант. — В.Ш.) вернулся. Он привез много интересного, но, как странно, почти все решительно противоречит рассказам Кнюпфера. Миноносцы не «Забияка» и не «Гавриил», а «Автроил» и «Миклухо—Маклай». «Автроил», видимо, исправный, а «Миклуха», переименованный большевиками в «Спартак», с погнутыми валами и без винтов. «Автроил» уже укомплектован и действует против большевиков. По словам Бунина, благодаря его огню по берегу из Папонвика удалось так продвинуться ревельским войскам. Укомплектован «Автроил» офицерами нашими и эстляндскими прапорами. Команда — эстонские матросы. Машинная команда в числе 35 человек — автроильская, т.е. большевицкая. Но (продажные души) они радостно приветствуют поражение большевиков, радостно хохочут, когда видят, как снаряды ложатся в густых цепях их же вчерашних товарищей.