Дело привидений "Титаника"
Шрифт:
Он стал отворачиваться в сторону, вправо, словно ища глазами то место, где были оставлены эти «доказательства»... которые ему, как секретарю, только и оставалось подать мне на стол.
Но я очень настороженно следил за движениями его правой руки. Я заметил, что его рука прячется в карман пальто.
Я оказался быстрее его на долю секунды...
Он быстро повернулся мне навстречу, но дуло его револьвера еще глядело в ковер, когда мой уже глядел прямо в цель.
Я сам не ожидал, что попаду ему в лицо, а не в грудь.
Я вышел из-за стола, пригнулся к нему, соблюдая осторожность. Он был несомненно мертв... Только теперь я обратил внимание, что у него на руках надеты перчатки... Кто знает, возможно, он считал себя хорошим стрелком и решил изобразить мое «самоубийство»... Это был бы третий зловещий спектакль в его жизни. Но может быть, я ошибаюсь.
Когда я уходил из дома, мне казалось, что он совершенно пуст. Я не заметил ни одной живой души. И по дороге до самой станции мне не попался ни один человек, словно весь этот мир обезлюдел в одно мгновение.
Остальное вам известно лучше, чем мне.
Дубофф устало вздохнул и в третий раз вынул свои часы... Любопытно, что он не оставлял их на столе.
— Целых шесть минут избытка с моей стороны, — признал он с досадой. — Приношу вам искренние извинения... Теперь вы знаете больше, чем каждый из участников драмы по отдельности.
— Отнюдь нет... — не согласился я с его утверждением, но обосновал свой ответ не сразу: надо было собраться с мыслями, ведь эта история произвела-таки на меня сильное впечатление.
Мое молчание вселило тревогу в моего «гостя».
— У вас есть сомнения? — приглядываясь ко мне, осведомился Дубофф.
Я уже был готов и стал говорить:
— Основания вашей версии очень зыбкие... Нет ни одного неопровержимого доказательства того, что ваш отец был убит «канцлером». Нет также неопровержимых доказательств того, что сестра вашего отца тоже была убита им. Наконец, и у меня нет никаких доказательств — ни общих, ни частных, так сказать... то есть я не могу быть уверен, что все происшедшее на «Титанике» описано вами правдиво. И кроме того, я не могу быть уверен в том, что Румянцев первым достал свое оружие, а вы только оборонялись... Ведь вы и раньше хотели убить его, не так ли?
Дубофф как-то мучительно улыбнулся и кивнул.
— Наконец, я не могу утверждать, что он убит именно вами, — добавил я. — В настоящую минуту могу лишь подозревать вас.
— Я предусмотрел ваши выводы, — сказал Дубофф.
— Надеюсь, — в самом деле понадеялся я, стараясь не думать о дальнейшем развитии событий. — Я надеюсь, что вы предусмотрели хоть одно, но очень веское доказательство в свою пользу. Надеюсь также, что оно окажется оригинальным.
— В каком смысле? — удивился Дубофф.
— Не станете же вы пользоваться «доказательством» своего антипода... — таков был мой самый сильный ход.
Дубофф переменился в лице. Он засиял так, будто суд только что прочел над ним оправдательный приговор. Он расправил плечи и вздохнул с необыкновенным облегчением.
— Вы... как бы это сказать?.. вы очень достойный партнер в деле, — назвал он меня, широко улыбаясь. — Да, я приготовил одно такое доказательство. Только одно. И я тоже очень надеюсь, что вы оцените его.
Аккуратным движением руки он перевернул револьвер дулом в свою сторону, поднял его со стола и, потянувшись ко мне, положил свое оружие прямо передо мной.
— Вот мое доказательство, — сказал он и снова откинулся назад.
Не помню, чтобы я растерялся в эту минуту. Теперь мне кажется, что у меня куда-то пропали все чувства и все мысли.
Я просто взял оружие со стола и осмотрел его. Это был револьвер системы Кольта. Я заглянул в гнезда барабана: лишь одно оказалось пустым.
Как только я начал щелкать барабаном, Дубофф неторопливо поднялся и так же неторопливо взял свою шляпу с края стола.
— Вы приняли решение? — деловито спросил он.
Я ничего не ответил ему... Я не знал, что ответить. Я солгу, если скажу, что во мне боролись чувство долга с чувством чести. По-моему, во мне ничто не боролось. Я просто равнодушно наблюдал, как он с намеренной медлительностью удаляется к двери.
Там, уже выходя, он еще раз повернулся ко мне и сделал короткий поклон.
— Если вы приняли решение, — спокойно проговорил он, — то прошу вас довести дело до конца: использовать мое доказательство в течение последующих двадцати четырех часов... Я искренне благодарен вам. Прощайте...
И он исчез.
Ровно через двадцать четыре часа я пришел в рабочий кабинет Аркадия Францевича Кошко. Начальник уголовной полиции часто задерживался на работе допоздна. Он уделил мне достаточно времени, чтобы я вкратце, без живописания ярких сцен и психологических экскурсов, изложил свои сведения о «Деле привидений «Титаника» и попросил полной отставки.
Сначала Аркадий Францевич покачал головой, потом, к моему глубокому изумлению, таким же движением, как это делал Дубофф, достал свои часы и с досадой взглянул на циферблат. Взглянул и затем печально вздохнул.
— Да вы уж не торопитесь теперь, голубчик... с этой своей отставкой, — хмуро проговорил он. — Уж в крайнем случае могли бы пригласить его на свое место. Служи он в сыске, цены бы ему не было.
Он еще немного помолчал и добавил:
— Вы несомненно очень умны, дорогой Павел Никандрович, но еще не слишком благоразумны. Ничего страшного. Это по молодости.
На том мы и расстались. Я ушел, очень хорошо понимая, что оправиться не смогу и мое, так сказать, «служебное хладнокровие» подорвано на всю жизнь: память уже не даст покоя.