Дело рук человека

Стрелков Тихон

Чик остановился, точно врезался в невидимое препятствие, его передернуло, он упал и обмяк. Убегавший Селур краем глаза заметил, как из тела брата выплыл ярко-красный силуэт, подлетел к телу Надии, но, так и не сумев в него войти, бесследно растворился. Треснуло горящее дерево, на Надию и Чика обрушилась крыша.

Селур вылетел из сарая, споткнулся о булыжник и промял траву. К сараю по узким дорожкам, выложенным галькой, бежали соседи, с ведрами воды, мокрыми тряпками, лопатами. Селур отполз подальше от горящего здания, за куст красной

смородины, где уселся, поджав колени к груди, и расплакался.

Его брата больше нет. Ненки потеряла мать. И все из-за того, что Селур не остановил Чика.

– Смотрите!
–  воскликнул Ронни Сиголер, сухопарый мужик, живший в двух домиках слева.
–  Там кто-то есть! Селур? Селур, это ты?

Ронни подошел поближе и закричал:

– Гонька, сюда, быстро!
–  Присел на корточки рядом с мальчиком, каждый второй палец которого на руках был черным.
–  Сильно болят, да? Твои пальцы?

Селур не ответил. Просто открыл заплаканные глаза и поглядел.

– Матерь божья!
–  Ронни отпрянул. Радужки глаз паренька были красные.
–  Эй! Все сюда! Живо!

– Я во всем виноват, - шептал Селур.
–  Я должен был его остановить.

– Он говорит, что во всем виноват!
–  громко продублировал Ронни.
–  Поглядите, разве это нормально?

Вскоре Селур находился в кольце из человеческих тел, глазеющих на него с неприязнью и ужасом. Но Селур не мог их винить. Из-за него погибли два человека, из-за его глупости, из-за его трусости. Он сильнее поджал колени к груди и совсем разревелся.

Глава 2. Чистый

Лунный свет заливал выложенную галькой и сланцем дорожку меж бревенчатых изб. По дорожке шел человек, в серой накидке с капюшоном, и белой перчаткой держал бечевку, подвязанную к прыгающему за спиной мешку. Твердая подошва потесанных сапог глухо стучала по камню.

Человек вдруг свернул вправо, переступил через растяжку, двинулся по вспаханной земле, потом по траве. Сверчки играли свою тихую песнь. Впереди зачернели развалины сарая, и человек остановился. Покрутил головой, словно проверяя, не подглядывает ли кто, снял капюшон и уселся, скрестив ноги. Слева рос жиденький куст смородины. Возле куста вилась кусачая мошкара, больше всех в округе обрадовавшаяся гостю.

Человек поднял глаза с красными радужками к небу, тяжело вздохнул и неторопливо вытащил из мешка длинный сверток. Поднес сверток к носу, потянул острый аромат специй и нахмурился. Сзади.

– Ты так и будешь там сидеть?
–  Раздался звонкий женский голос.
–  Может, зайдешь, Селур?

Селур обернулся. На крыльце домика напротив с каганцем в руке стояла Ненки Внемир.

– Зайду, - бросил он, вроде и негромко, но гулко.
–  Только доем сначала.

Ненки поставила лампу на небольшой столик на крыльце и поспешила к Селуру, покачивая широкими бедрами. Он ел и смотрел на эти качания, одновременно и такие знакомые, и такие чужие.

– Ага, -

сказала Ненки, возвысившись над ним, - доешь, оставишь монеты у двери и уйдешь. Знаю я твои привычки, одно и то же каждый раз.

– Одно и то же каждый раз, - подтвердил Селур, оторвал зубами кусок телятины, соленой, с перчинкой.

– Ты издеваешься? Где ты был последние пять лет? Я уж и не знаю, как тебя выследить. В том году ты пришел зимой, в позапрошлом летом, сейчас вообще осенью. Почему ты меня избегаешь?

– Боюсь, что захочу остаться, - признался он, и Ненки вздрогнула.
–  Я много где был и тут, и там…

– Так оставайся, - Ненки села рядом, вцепилась в платье.
–  Будешь жить со мной и…

– Тоном?

– Он вырос и…

– Все так же меня ненавидит. Не обманывай себя, он никогда меня не простит. И, признаться, я бы и сам не простил на его месте.

– Тогда давай куда-нибудь уедем!
–  горячо предложила Ненки.
–  В Нормулькино или Выкину, или вообще в город какой-нить. В Мылоград, например. Я устроюсь в прачечную, а ты…

– Ты даже не знаешь, чем я занимаюсь, - сказал Селур.

– Мне и ни к чему это…

– Я убиваю. За силу, за деньги.

Ненки облизнула губы и мотнула головой.

– Ну и пусть! Будешь и в Мылограде убивать, значит. Ведь если ты кого-то и убиваешь, должно быть, это плохие люди, и они того заслуживают. В другое не поверю, сколько не утверждай.

– И не собирался. Ты пахнешь так же.

– Так же, как когда?

– Как в тот летний день, когда Тон уснул, а мы шалили на втором этаже.

Ненки хихикнула.

– Ты все еще помнишь?

– Мыльнянка, трава, хмель. И нотка чабреца.

– Я хотела сварить спиртовую настойку.

– И получилось неважно, - кивнул Селур.
–  Если бы я тогда тебя не раздел, клянусь, никогда не простил бы, что ты пыталась напоить меня таким. Так и подохнуть недолго.

– Тогда я была совсем еще девочка. Ничего не знала, ничего не умела. Перегрела траву, сожгла хмель, да и еще приправила чабрецом, дуреха! Сейчас другое дело, у меня дома стоит целая бутыль, если хочешь…

– Какого цвета на тебе платье?
–  После того, как его коснулся демон, Селур перестал различать цвета. Для него все стало единым - черно-белым.

– Ну и скачешь ты с темы на тему! Беленькое с зелененькими цветками и синим пояском.
–  Ненки потупила взгляд и улыбнулась. У нее были пухлые губы, веснушчатая кожа, крупные глаза.
–  А под платьем… беленькие…

Селур испытал трепет возбуждения.

– Продолжай.

– Не заставляй меня говорить прямо! Женщине, вроде как, и не положено.

– Утром я уйду, так или иначе.

– До утра еще столько времени, - Ненки приподняла подол платья, добивая Селура.

Он хмыкнул, бросил кусок вонючей после мяса ткани под куст смородины, затянул мешок и встал. У Селура два года не было женщины, он соскучился по ласке.