Дело рыжего киллера
Шрифт:
Ей удалось дотянуться до стоящей на тумбочке у дивана лампе. Еще миг и тяжелая подставка разобьет голову этому змеенышу…
Но удар пришелся не по голове, а куда-то в воздух.
Шварц, ожидавший какого-нибудь подвоха от упрямой девчонки, не утратил полностью чувство самосохранения. Насильник заранее готовился к визиту и рассчитывал на какой-нибудь выкрутас. Это было даже удобнее.
«Пусть попробует потягаться с профессионалом — легче приручить можно, а мне она ручной нужна», — Шварц, перекатившись в сторону с линии Марининой атаки, жестко
Одновременно Шварц перехватил Маринину руку, сжимавшую лампу и, безжалостно сдавив до хруста в костях кисть, прижал ночник к груди жертвы. К несчастью, шнур оказался слишком длинным и не выдернулся из розетки при ударе, а лампа продолжала гореть, страшно подсвечивая снизу лицо бандита и обжигая нежную кожу девушки под разорванной футболкой.
Шварц только щерился своими гнилыми зубами и тихонечко постанывал, словно от неимоверного удовольствия, напоминая страшного терминатора из американского ужастика. Когда Марина от боли и удушья начала терять сознание бандит прошипел: «Что, плохо понимаешь, в Зину Портнову поиграть захотелось? — Сейчас я тебе покажу, что бывает с глупыми пионерами», — и резко сдавил шею…
Марина очнулась от того, что ее кто-то, как бы ласково трепал по щекам:
— Давай, лапонька, приходи в чувство, открывай глазки, девочка.
Она находилась на полу, прикованная невесть откуда взявшимися наручниками к крайнему звену батареи. Наручники Шварц постарался затянуть потуже, так, что Марина могла едва шевельнуть пальцем. Она инстинктивно попыталась крикнуть, но, едва открыв рот, получила по нему сильный удар ладонью.
— Молчи, с… Молчи, смотри и слушай. Сейчас ты видишь не себя, а братца своего долбанного (снова — удар по губам). Прямо отсюда я звоню во Львов, и с ним начинают работать по сценарию. Порнуху любишь? Да нет (удар по лицу), не ту, которую со своим козлом-актеришкой глядела, а другого класса. Высшего?..
Снова удар.
— Молчи, зараза, пока говорить не разрешу. Знаешь, есть такие кино про про всяких чикатилл импортных? — Сейчас я с тобой потренируюсь, а на Украине — мои «петухи» с твоим мелким выродком, — Шварц, достав из буфета вилку, ткнул ею Марину сзади в джинсы и начал давить все сильнее и сильнее, — Представляешь, как в твоего мальчика будет входить такой инструмент: «Кушать подано»?..
Шварц вдруг выпрямился и резко ударил Марину ногой в солнечное сплетение, отчего Марина враз задохнулась.
— На колени! На колени, кому сказано?!
И сразу же снова удар, теперь — сверху, по почкам.
Марина не успела бы ответить, даже, если бы хотела это сделать: удары в самые незащищенные места сыпались один за другим. Она даже не могла представить, что такое может произойти с ней наяву. То, о чем чуть не ежедневно пишут газеты, когда-то казалось кошмарным сном. А сейчас это была явь. Марина только беззвучно всхлипывала, даже не плакала, скорее, подвывала, как затравленный зверек, а Шварц продолжал издеваться над ней, не переставая поучать.
— Встала в стойку? — Хорошо, урок пошел на пользу. Сейчас будем делать минет. А твой Петенька умеет? — Отвечай, с…!
Марина только беспомощно мотнула головой.
Шварц схватил ее за волосы, накрутив их на руку, дернул голову назад и ткнул вилкой в десну, отчего во рту сразу стало солоно:
— Сначала мы Петеньке его зубки повыковыриваем… Во-от так… Ой, какие у тебя крепкие клыки. Ну, ничего, у мальчика молочные — они хорошо пойдут… Или он дядям будет делать по-хорошему, не кусаясь? А?..
Марина от боли, ужаса и унижения уже только неопределенно стонала, голова раскалывалась от стучащей в висках крови и сознания своей полной беспомощности против садиста. Никто и никогда ей не сможет помочь. Никакая милиция не успеет спасти Петеньку! Все, что захочет этот ублюдок он будет вытворять сначала здесь, а потом (господи, об этом даже думать невозможно!) — там, во Львове! Какая дура, ну почему я не сделала сразу, о чем он говорил!.. Петенька, братик мой маленький, ведь ничья жизнь не стоит твоих мучений… И никто не поможет…
Шварц, все сильнее наматывая волосы Марины себе на руку, потребовал:
— Хочешь чтоб братец это делал? — Я сейчас позвоню…
— Не-ет, — всхлипнула из последних сил девушка.
— Тогда ты вместо него. Сама и нежно. Поняла? — Давай, работай. Сначала ласково достань его, — Шварц придвинулся поближе к батарее, чтобы Марина могла достать пальцами скованных рук пуговицы на его джинсах. Марина, окончательно потеряв способность сопротивляться, безвольно попыталась расстегнуть их и снова потеряла сознание…
Когда она пришла в себя, то руки уже были свободны от наручников, а Шварц сидел неподалеку на стуле и как бы участливо смотрел на пленницу.
— Видишь, как бывает с непослушными? — Он горестно вздохнул. — Я — человек добрый, только намекнул, а ты понять меня не захотела. А ведь мог бы и лишить (кхе-кхе!) иллюзий. Теперь-то хоть будешь себя хорошо вести или, может, лучше продолжим?
Марина, шмыгнув носом, замотала головой.
— Ну, вот и хорошо. Главное, чтобы ты поняла раз и навсегда: деваться тебе некуда. Деньги ты взяла чужие? — Взяла. Истратила? — Истратила. На каких условиях деньги тебе давались, не спросила? Значит, делай, что велю, — Шварц ткнул указательным пальцем в сторону Марины, и она непроизвольно сжалась…
— Да, не трясись ты. Пока. Сработаешь нормально — и жить будешь, и денег дам. А нет… Так ты радуйся, что я сам к тебе по знакомству зашел, а не быков послал, а то уже подверглась бы торжественному поруганию с помощью той же вилки и прочих предметов… В общем, давай, иди умывайся, приводи себя в нормальный вид, а завтра поутру поедем с тобой за город. Кстати, а что ты рассказывала своему Пинкертону?
— Какому Пинкертону? — Непроизвольно переспросила Марина.
— Ты что, опять за старое? — Я про Нертова говорю и, — на недоуменный взгляд Марины, — про Алексея Юрьевича.