Дело тётушки Кеннел
Шрифт:
Гостевая спальня была когда-то комнатой мистера Мацумаги. Все, что осталось от секретаря страхового общества – ширма с красивыми японками, между которыми цвела сакура и летали ласточки.
– Приводите себя в порядок, я буду в библиотеке, – распорядился коммерсант.
– Мистер Саммерс!
– Что?
– Я не буду с вами пить.
– Могу выйти, раз вам так противно. Пойду к себе. Будете пить одна.
– Да кто вам дал право!
– Доктор, не тяните резину. Мне еще нужно затопить вам камин.
– Нет.
– Что – «нет»?
– Не нужно.
– Я говорю, камин.
– Мне
– Слушайте, мне равно вставать! – обозлился коммерсант. – Надевайте халат и бегом в библиотеку. В другой раз будете выделываться.
Доктор загородила ему дорогу.
– Нет, это вы послушайте. Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?!
– А что, по-вашему, я должен делать? – рявкнул он. – Слушать, как вы несете чепуху? Выкинуть вас топать пешком, ночью, в виде мокрой курицы, когда до вашего дома около часа ходу? Может, вас уговаривать, стоя на коленях? Имейте совесть, через пять часов Халло будет здесь! Я уезжаю первым поездом!
– Хорошо, – сказала, сжав губы, доктор. – Пожалуйста, позовите мисс Дэрроу и…
Но коммерсант уже удрал.
– Мисс Дэрроу уехала кого-то крестить, – сообщил он из коридора. – Надеюсь, что она соврала и ударилась на самом деле в загул.
Доктор мрачно взглянула на стенные часы: без девяти минут час ночи. По полу тянуло сквозняком и она почувствовала, что готова щелкать зубами: затопить здесь и самом деле было необходимо. Она задвинула щеколду на двери. Повернулась в поисках зеркала. Зеркала не было.
Тогда доктор решительно прошла к шкафу и распахнула дверцы.
Откуда ей было знать, что Найтли как-то испытывал здесь свою новую жидкость для мытья зеркал, позволяющую ворсинкам с тряпки остаться на тряпке, а не на зеркале, и по рассеянности схватил распылитель для мгновенной чистки ржавчины? Двое джентльменов сами еще не знали об этом.
Поняв, что придется обойтись без зеркала, доктор Бэнкс потрогала прическу и пришла к неутешительным выводам. Коверкотовое английское полукепи, «специально для дам-автомобилисток», которое она обычно носила, представляло собой нечто среднее между устойчиво модным последние десять лет беретом с узкими, завернутыми на лоб полями, и охотничьим дирстокером-двухкозыркой, какой обычно рисуют художники, изображая знаменитого детектива. Это не препятствовало видимости с одной стороны, и прикрывало шею сзади – с другой. Красиво и практично. Однако, по бокам часть прически оставалась открытой, и три часа непрерывного нахождения под валящим с неба мокрым снегом обратили это достоинство в недостаток.
Ущерб не был слишком велик: прическу доктор тоже предпочитала практичную.
Она вынула и зажала во рту шпильки, как следует вытерла и расчесала сырые волосы, осторожно помяла руками, затем скрутила в жгуты и свернула свой обычный греческий узел.
Потом избавилась от мокрой одежды и облачилась в халат. Рукава пришлось подвернуть, пояс затянуть изо всех сил. С огромными шерстяными носками, которые нашлись в карманах, следовало смириться: риск простудиться действительно был, и подвергаться ему специально было просто глупо. Кроме того, доктор всегда критически относилась к своему размеру обуви. Иллюзия, которая возникла по сравнению с одиннадцатым номером коммерсанта, volens-nolens ей польстила.
В таком виде доктор постояла, прислушиваясь, затем поставила ботинки к камину, развесила свои вещи на ширме, стараясь сделать это так, чтобы некоторые детали остались незаметны снаружи, повесила полотенце на спинку стула и направилась в библиотеку.
Глава восьмая, рассказывающая о снах, бульдогах, о мужчинах и женщинах, и прочих важных вещах
В библиотеке никого не было. С камина отсвечивали в отблесках пламени чемпионские кубки. Шторы тихонько шевелил сквозняк. Пахло табаком и кофе.
На журнальном столе между двух кресел горела лампа, стояла пепельница и валялась корреспонденция. Тут же находился серебряный поднос с кофейной машиной. И книги. Открытые, наспех заложенные самыми неожиданными предметами вроде вилки, апельсиновой кожуры, вечернего галстука или резинки для носков, они лежали на диване и на бюро, на столике рядом с граммофоном и поверх вазы, украшавшей часы на полу. На ковре за креслами сомневались в своей надежности два подобия Пизанской башни.
< image l:href="#"/>Постояв в нерешительности, доктор Бэнкс подняла книгу, брошенную раскрытой на одно из кресел и села. Посмотрела на обложку:
«Тринадцать любовников леди X.»
– Гм, – сказала доктор.
М.Р. Маллоу был верен себе.
Тогда она осторожно подняла другую книгу, лежавшую перевернутой на противоположной стороне стола. Раскрытые страницы были испачканы маслом. «Смит-и-вессон» рядом либо тоже успел послужить в качестве закладки, либо же владелец чистил его и смазывал прямо на книге.
«Зигмунд Фрейд, – значилось на обложке. – Толкование сновидений».
– Читаете, доктор?
Доктор Бэнкс, не ответив, вернула книгу на место.
– Ну, что, так и будем молчать? – спросил коммерсант. – Отлично. Молчите, если вам так нравится.
– О чем бы вы хотели беседовать? – ответила из своего кресла доктор Бэнкс.
– А что, со мной не о чем?
– Не знаю, мистер Саммерс. Но если вам хочется поговорить, говорите.
– Так, – произнес коммерсант с изрядной долей задумчивости, – о погоде уже было. О машинах… не стоит. Вот, например: вам раньше приходилось читать Фрейда?
– Я знакома с его работами, – доктор поджала ноги, устроившись таким образом, чтобы они и еще некоторые, основательно промокшие и замерзшие части, оказались поближе к огню.
– А эта? – коммерсант показал книгу. – Я про сны.
– Да, и эта тоже.
– И как?
Доктор повернула голову.
– Вероятно, рациональное зерно тут есть, – сказала она без особенной охоты. – Сновидения вряд ли являются только фантазиями. Скорее, мы просто мало о них знаем.