Дело Тутанхамона
Шрифт:
– Итог неверный, – нежно улыбнулась Альмина. – Ваш опыт незаменим, семья вас обожает, а ваши фотографические опыты говорят об истинном таланте!
– Неужели снимки получились? – спросил граф.
– Идите и взгляните сами.
Стараясь идти как можно быстрее, что в его состоянии было непросто, граф устремился в темную комнату, которую по его приказу оборудовали всем необходимым. Новым увлечением Карнарвона стала фотография, но занятия ею требовали терпения, которого, казалось, он был лишен. Первые опыты не удались, и граф уже собирался все бросить, однако последняя серия оказалась неплохой. На четких, композиционно продуманных снимках был запечатлен Хайклер.
– Значит, будем фотографировать, – прошептал он.
Графу приходили письма со всего света. Организации, печатные издания и обычные кружки фотолюбителей поздравляли его с удачными работами. Его известность в Англии росла день ото дня.
– Прикажете принять, ваше сиятельство?
Граф молчал. Наверное, не следовало отвечать на письмо этого человека. Вздохнув, Карнарвон велел проводить посетителя в библиотеку. Гость был в черном.
– Неужели в столице еще помнят о неудачливом автомобилисте?
– Вы быстро поправляетесь, ваше сиятельство! Несчастья теперь в прошлом. Правительство ждет вашего выхода на политическую арену!
Граф встал с кресла и принялся декламировать «Макбета». Собеседник невозмутимо слушал, а потом сказал:
– Мне тоже нравится Шекспир.
– Вы слушали внимательно?
– Надеюсь.
– Значит, должны были заметить.
– О чем вы? Не понимаю.
Граф отвернулся.
– Ваша деликатность делает вам честь, но это лишнее. Вследствие перелома челюстной кости я страдаю дефектом дикции, с которым смирился я и близкие мне люди. Остальные же будут смеяться. Сатирики станут меня передразнивать, и моя политическая карьера закончится, не успев начаться!
– Вы заблуждаетесь, ваше сиятельство. Этот недостаток существует только в вашем воображении.
– Не надо льстить неполноценному!
– Вы им не являетесь. Напротив, ваше мужество вызывает всеобщее восхищение! Человек вашей закалки обязан занимать высокий пост.
– Пускай я инвалид, но посмешищем не буду!
– Позвольте изложить вам план предвыборной кампании, который мы подготовили для…
– Это ни к чему, – прервал граф. – Я не желаю выдвигать свою кандидатуру ни на какую должность.
– Но это безумие! Не собираетесь же вы похоронить себя живьем?
– Моя судьба не принадлежит правительству Великобритании. Наш разговор окончен!
Быть человеком пустым и бесполезным, а потом стать еще никчемнее! Эту мысль из головы графа не могли изгнать ни игры детей, ни любовь жены, ни прилежание слуг. Его мучили невыносимые головные боли, которые утихали лишь под сенью ливанских кедров. Страдания мешали ему сосредоточиться и заставляли прерывать чтение или занятия фотографией.
Случалось, что за семейным обедом он вдруг замыкался в себя, не отвечая на вопросы близких.
Из-за одного трагического мгновения сиятельный граф Карнарвон стал конченым человеком. Чем больше о нем заботились, тем больше он себя презирал. Зависимость от близких, необходимость пользоваться тростью, физические мучения приводили его в бешенство. Если бы самоубийство не было вопиющим проявлением дурного тона и великим грехом, он бы, вероятно, к нему прибегнул.
Граф любил возиться с собаками. Прогуливаясь с ними по парку, он забывал о боли и не сожалел о прошлом. Жизнь не казалась ему такой унылой, а отчаяние понемногу отступало. Конечно, горизонт намного сузился, но где-то в глубине души граф знал, что обязательно откроется какая-нибудь дверь и перед ним предстанет новый путь. И он с нетерпением ждал этого момента!
23
Кабинет Картера в Курне не отличался размерами и обстановкой, зато предоставлял прекрасную возможность для работы, в частности, для того, чтобы составить план раскопок на несколько лет вперед и вписать в него милую сердцу Долину. Он не любил принимать посетителей, предпочитая чтение научных книг любым визитам. Поэтому стоявшие вдоль стен кабинета скамейки обычно пустовали.
Картер склонился над картой. С каким удовольствием он начал бы раскопки в Долине царей! Но он не располагал средствами, без которых начинать работы не представлялось ни малейшей возможности.
– Господин инспектор, к вам двое ваших соотечественников! – доложил один из помощников, житель соседней деревни.
– Кто такие?
– Они не назвали имен. Только сказали, что у них есть некоторые сведения, которые могли бы вас заинтересовать.
Любопытство заставило Картера принять посетителей. В кабинет вошли мужчины среднего возраста с грубыми обветренными лицами, очень похожие друг на друга.
– Мы из Луксора, и нам очень нравится Долина. Мы хотим получить разрешение на раскопки.
– Вы, кажется, хотели мне что-то сообщить?
– Сначала дайте разрешение.
– Вы археологи?
– Мы у Лорэ работали. Достаточно?
– Значит, вы кладоискатели?
– А что в этом такого?
– Теперь это запрещено. Я осуждаю подобное и буду преследовать виновных по закону!
Мужчины переглянулись и молча попятились.
– Постойте, господа, а сведения?
– Ошиблись мы…
– А ну-ка говорите все, что знаете, или я сейчас же вызываю полицию!
Они остановились. Картер продолжил:
– Я подскажу вам, с чего начать. Если вы хотели получить разрешение на раскопки, значит, знали, где копать. Наверняка Лорэ расчистил вход в какую-нибудь гробницу, а потом, получив известие об отставке, засыпал его снова!
Мужчины переглянулись, и Говард понял, что угадал.
– Вот карта Долины. Показывайте, где гробница, и проваливайте, – процедил он.
В Долине собрались рабочие. Они знали, что предстоят раскопки.
– Позовите начальника охраны!
Из толпы вышел тот самый араб, с которым Говард познакомился по приезде в Египет и который страстно мечтал продолжить дело отца. Картер не забыл его.