Дело Уичерли

Макдональд Росс

— Я не могу к ней не приставать. В машине ведь было найдено тело. Ты говоришь, что Феба жива. Кого же мы тогда нашли?

— Ее мать. Феба убила в ноябре свою мать, а я уничтожил следы преступления, поэтому виноват я не меньше Фебы.

Выпалив все это, он распрямился, словно избавившись от непосильной ноши. Теперь бремя этой ноши ощутил на себе я.

— Где она, Бобби?

— Этого я не скажу. Делайте со мной, что хотите, но вам ее не видать.

Дон Кихот, одно слово. Идеалист, истерик, пылкий влюбленный. Впрочем, может, не такой уж и

пылкий. Я спрятал пистолет и сел.

— Послушай, Бобби, — сказал я, подбирая каждое слово. — Пойми, при всем желании я не могу поверить тебе на слово. Мне необходимо увидеть Фебу — целой и невредимой. Увидеть и поговорить с ней.

— Знаю я, к чему вы стремитесь. Сцапать ее хотите, вот что.

— "Сцапать"?! — Я развел руками. — Ты тоже скажешь. Я ведь на ее стороне независимо от того, что она сделала. Вспомни, меня нанял ее отец, и я, рискуя жизнью, гоняюсь за ней по пятам. А ты еще говоришь «сцапать»!

— Она в надежных руках, — упрямо повторил он. — И я не хочу, чтобы ее из этих рук вырвали.

— Как зовут доктора?

Он вздрогнул от неожиданности:

— От меня вы этого не узнаете.

— Обойдусь и без тебя. Если я сообщу полиции все, что знаю сам, они найдут ее в два счета. Давай все-таки попробуем обойтись без полиции, а?

Бобби сидел понурившись. Было трудно сказать, что в это время творилось в его молодой, горячей голове. Наконец он заговорил — короткими, отрывочными фразами:

— Это нечестно... ее нельзя наказывать... она не виновата... Она действовала неумышленно...

— Ты был с ней, когда она убила свою мать?

Он резко вскинул голову, лицо посерело.

— И был, и не был. Я ждал ее на улице, в машине. Феба не хотела, чтобы я шел с ней. Она сказала, что должна поговорить с матерью без свидетелей.

— Это произошло в Атертоне?

— Да. В тот вечер я отвез Фебу из Сан-Франциско в Атер-тон. Сама она сесть за руль не решилась — ужасно нервничала.

— В котором это было часу?

— Около восьми вечера. В тот день она встретилась на пароходе с матерью и обещала вечером к ней приехать. Они давно не виделись. Феба сказала, что до нашей свадьбы она обязательно хочет с матерью помириться. Но ничего не вышло. Ничего не получилось...

Он умолк. Я ждал.

— В доме она пробыла минут двадцать, и я решил, что все идет хорошо. Потом она вышла с... в руках у нее была испачканная кровью кочерга. Она попросила меня эту кочергу уничтожить. Я спросил ее, что произошло. Тогда она повела меня в дом. Перед камином с окровавленной головой лежала ее мать. Феба сказала, что мы с ней должны во что бы то ни стало избавиться от трупа и скрыть всю историю. — В глазах у него стоял ужас. Он закрыл их и продолжал говорить, как слепой, с закрытыми глазами: — Я хотел спасти ее от наказания. Вы не должны ее наказывать. Она сама не знает, что делает.

— Я не наказываю, Бобби. Наказывают другие. Но я сделаю для нее все, что смогу. Обещаю тебе.

— Если я скажу вам, где она, вы не пойдете в полицию?

— Нет,

но ее отцу мне об этом рассказать придется. И полиции рано или поздно — тоже.

— Почему?

— Потому что совершено преступление.

— Ее посадят?

— Это будет зависеть от ее состояния, а также от разряда преступления. Ведь убийство убийству рознь. Бывает непреднамеренное убийство, убийство с отягчающими обстоятельствами, убийство при самозащите. Кроме того, Фебу могут признать невменяемой.

— Так оно и есть. Этой ночью я сам убедился, в каком она плохом виде. Несла что-то невразумительное, смеялась, плакала.

— А что говорит доктор, Бобби?

— Мне он ничего толком не сказал, ведь он думал, что это я подбил ее убежать из клиники. А было все наоборот: уйдя из больницы, Феба сама позвонила мне из автомата и попросила приехать в этот мотель. — И он оглядел комнату с таким отвращением, словно в этих стенах ему предстояло провести всю оставшуюся жизнь. — Увидев эту дыру, я решил немедленно увезти ее отсюда, но она боялась, что ее выследят. Целую ночь я уговаривал ее вернуться, а сегодня доктор сам ее разыскал, и мы с ним увезли ее обратно.

— Ты еще не сказал мне, где эта больница находится.

— И не скажу.

И Бобби в который уже раз подозрительно посмотрел на меня. Как и многие подростки, даже самые примерные, в обществе взрослых он чувствовал себя очень неуютно.

— Не упрямься, Бобби. Мы теряем драгоценное время.

— Ерунда. Я бы, например, с удовольствием сейчас принял снотворное, чтобы проснуться через десять лет.

— А я бы с удовольствием принял такое снотворное, чтобы проснуться десять лет назад. Впрочем, может, и к лучшему, что это нереально, ведь тогда бы я по второму разу совершил все те же ошибки. Или почти все.

Как видно, я попал в точку.

— Я тоже совершал непоправимые ошибки, — признался Бобби.

— В твоем возрасте это простительно. Но сейчас самое время, по-моему, остановиться.

— А что с нами будет?

— Не будем загадывать. Сейчас многое зависит от тебя. Отвези меня к ней, Бобби.

— Ладно, — согласился наконец он, в последний раз оглядевшись по сторонам. — Давайте поскорей уедем отсюда.

Я запер свою машину и пересел в «форд». Перекрикивая шум мотора, Бобби сообщил мне, что больница отсюда недалеко и что возглавляет ее психиатр Шерилл из Пало-Альто, тот самый, у кого консультировалась Феба, когда еще училась в Стэнфордском колледже.

— Она легла в больницу по собственной инициативе?

— Наверно. С ней ведь никого не было.

— А как она попала сюда из Сакраменто?

— Я даже не знал, что Феба в Сакраменто. Она так мне и не рассказала, чем занималась последние два месяца.

— Когда она вернулась на Полуостров?

— Вчера утром. По словам доктора Шерилла, в больнице она была в восемь утра.

— А когда сбежала из больницы?

— Вчера же, во второй половине дня. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения — она в безопасности.