Дело Зорге
Шрифт:
— Рада видеть вас в добром здоровье, — не поднимая головы, проговорила она тихо.
Это «вас» больно кольнуло его.
— Я приехал за тобой, Кийоми, — сразу заговорил он. — Нас скоро отправят в Германию, и я хотел бы взять тебя с собой. Ты и я… Мы начнем там новую жизнь.
Она ничего не ответила и лишь смотрела на него неподвижным взглядом.
281
Он повторил свое предложение еще раз и еще, но она стояла все так же безмолвно. И лишь глаза стали чуточку больше, и в них едва заметно сверкнули прежние искорки.
— Вы
Холодная отчужденность, с которой она проговорила эти слова, лишила его уверенности.
— За эти пять лет очень многое изменилось. Но что касается моих чувств к тебе, Кийоми, то они остались такими же сильными и глубокими… Я люблю тебя… После всех этих испытаний, которые нам пришлось вынести, я люблю тебя еще больше, еще сильнее…
Она немного отшатнулась, ее губы мелко задрожали.
— Господин Равенсбург… вы должны понять…
— Пожалуйста, Кийоми, оставь эти «вы» и «господин». Ты не представляешь, как мне больно это слышать!
Мимо них прошла молоденькая сестра с двумя детьми. И только когда она скрылась из виду, Кийоми заговорила снова:
— Простите меня. Я не хотела вас… Я не хотела тебя обидеть. Но только теперь… Теперь все иначе… не так, как было раньше…
— Объясни, Кийоми, пожалуйста, что значит «иначе»? Мир, может быть, и стал иным. Но мы, мы-то не стали иными! Два человека, которые были так близки друг другу… Два человека, такие, как ты и я, не могут быть иными. И отношения, чувства между ними никогда не смогут измениться, стать другими!
Она смотрела мимо него на берег, где несколько ребят несли на руках мальчика, у которого не было обеих ног.
— Мы уже не те, Герберт, какими были раньше… И время не то. Того времени не вернешь… Мне жаль… мне больно… очень больно оттого, что ты по-прежнему питаешь ко мне хорошие чувства.
Он подошел к ней ближе и положил руки на плечи.
— Не говори так, дорогая. Поедем со мной, брось все это. Ты многим пожертвовала, многое пережила и теперь должна подумать о себе… и обо мне тоже…
Он заглянул в ее ставшие влажными глаза, и в нем снова зародилась надежда.
Но она сняла его руки со своих плеч медленно и легко и вместе с тем решительно и непреклонно.
— Я недостойна твоей любви, Герберт, — уже более
282
твердым голосом проговорила она, — и еще меньше — твоей верности. Я заслужила лишь презрение… Лучше бы ты меня не искал!
Она отвела глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.
— Тебе надо вылечиться от этой депрессии! — крикнул он громче, чем хотел. — Как только ты уйдешь отсюда, все это пройдет! Уедем!
— Нет… Нет, Герберт! Пожалуйста, не настаивай! Тебе лучше сейчас уйти… Уходи и больше не думай обо мне… Забудь меня.
Равенсбург понимал, что пробудить в ней прежние чувства ему не удалось. Как холодно она на него смотрит! Каким чужим он стал!
Но так быстро он сдаваться не хотел. Если бы ему удалось хоть немного смягчить ее сердце!
— Я всегда думал только о тебе, Кийоми, и не могу думать больше ни о ком. Я не оставлю тебя здесь… Пойми, я не могу допустить этого идиотского самоистязания. У тебя один только путь… один выход — уехать со мной… Сегодня!.. Сейчас! С главным врачом я все улажу сам.
— Это бесполезно, Герберт… Я никуда не поеду. Не думай больше обо мне… Я стала уже совсем другой женщиной, непохожей на ту юную девушку, какой была пять лет назад… Прежняя Кийоми, та действительно тебя безумно любила… Но что стало с ней после… — Она подняла голову и, глядя прямо ему в глаза, твердым голосом сказала: — У этой женщины, какой теперь стала Кийоми, ничего уже не осталось от прежних чувств.
Равенсбург сунул руки в карманы.
— Ты меня больше не любишь, Кийоми? Она покачала головой.
— Нет… Не люблю.
Что ему было на это ответить? Что может сказать мужчина женщине, которая заявляет, что она его больше не любит?
— Тогда я действительно хотела помочь тебе, Герберт, но при этом сама потеряла голову… Он был намного сильнее меня.
— Ты говоришь о… Зорге?
— Да, — откровенно призналась Кийоми. — Я говорю о нем.
Равенсбург до крови прикусил губу — физическая боль несколько подавила душевную.
283
— Но об этом пора уже забыть. Пять лет — время немалое!
Она почти не слушала его.
— Он совсем меня преобразил… Сделал из меня абсолютно другого человека. Я… Я не могу себе представить никого другого, кроме него… Ты этого, конечно, никогда не поймешь. Это чувство намного превосходит… намного выше того, что мы называем любовью. Я вся принадлежу ему. Он сделал меня частицей самого себя… Я — его раба, я — его собственность, его…
Этого Равенсбург уже вынести не мог! Он схватил Кийоми за плечи и начал трясти, пытаясь образумить ее.
— Этот человек уже мертв, Кийоми! Ты сама помогла ему отправиться на тот свет… И он заслужил это!.. Тысячу, десять тысяч раз заслужил! Я не могу терпеть, когда этот человек отбирает у меня женщину уже спустя много лет после своей смерти… Слышишь, Кийоми, не могу терпеть… Не могу! Не могу!
Хорошо, что последние слова он прокричал на немецком языке — его возбуждение и крики начали привлекать внимание персонала госпиталя. Некоторые сестры уже давно издали поглядывали на них.
Кийоми оставалась спокойной и невозмутимой. Она не разделяла его переживаний.
— Нет, Герберт. То, что ты говоришь о Зорге, неправда… Он не мертв… Я точно знаю, что он жив. Как женщина, я чувствую это своим сердцем, а женское сердце в этих случаях не обманывает. Я здесь жду его, терпеливо жду, и верю, когда-нибудь он сюда придет… Придет… Обязательно придет!