Дем Санд. Странствия меча
Шрифт:
Из перекошенных дверных проемов выглядывали разномастные обитатели – настороженные вахи, похожие на здоровенных прямоходящих крыс; замотанные в тряпье старушенции откровенно ведьмовского вида. Пару раз под копыта Буцефалу метнулись карлы, пища и ругаясь почем зря. Я намотала себе на ус быть в дальнейшем внимательнее. Крохотные, но чрезвычайно проворные и страдающие отчаянной родовой клептоманией, карлы были настоящей бедой для всякого, имеющего кошелек. Впрочем, юрких воришек могло привлечь все, что угодно!
За очередным поворотом встретился крупный полуоборотень, судя по степени волосатости, аж из народа медвежьих. Он сидел на пороге одного из домишек и задумчиво, неспешно водил точилом по лезвию секиры. На меня он глянул коротко, почти равнодушно, не став затевать бесед.
30
Урсолак – медведь-оборотень, так же полуоборотни из медвежьего клана.
Я придержала Буцефала и еще раз оглянулась на косматого метиса. Тот держал секиру на коленях, положив могучие руки поверх окованной металлом рукояти, и так же смотрел на меня. Собирается напасть? Вряд ли. Здесь, в Змеином Хвосте свято чтилось неписанное правило: оружие не обнажать для драк ли, мщения ли, убийства ли. Иначе Тихонький Мя такой пишог31 наложит, что день с ночью местами поменяются…
Наемник, однако, явно тут не по мою душу сидел. Скорее всего он сопоставил очевидное: черный огромный конь, коса моя до пояса, рукоять меча, казавшаяся из-под плаща… Слегка кивнув, урсолак вернулся к правке лезвия секиры. Хотя вот на мой взгляд, о хищный полумесяц оружия уже солнечные лучи резались. Неужели Тихонький Мя решил себе завести привратника?
Переулок продолжал сворачиваться кренделем, домишки, сложенные из крупных, грубо обработанных камней все более напоминали стены скал. Казалось, мы с конем вот-вот застрянем в этой каменной кишке… Но вот за последним поворотом неожиданно открылся круглый дворик за низкой декоративной оградой. В глубине, почти скрывшись среди разросшегося шиповника, высился двухэтажный домик с продолговатыми окошками, овальным дверным проемом и крышей, сплошь заросшей изумрудно-зеленой травой. Если глаза меня не подводили, там еще и делянка ягод раскинулась, прямо между слуховым окошком и печной трубой. Мя слыл великим охотником до свежей земляники.
Буцефал остановился перед распахнутой калиткой и выразительно всхрапнул. Приехали, мол, слезай. Сам он с повышенным интересом косился на ближайший куст шиповника, неосторожно вылезший из рядов своих собратьев. Я только головой покачала, зная, что если найтмара что-то заинтересует, за уши не оттащишь. Придется включить обглоданный кустарник в список предстоящих расходов.
Я спешилась, не боясь оставить своенравного скакуна без присмотра, перехватила поудобнее свою сумку, изрядно потяжелевшую от эльфийского золота, и шагнула к калитке. Едва я ступила на дорожку, выложенную красивыми крапчатыми камешками, как мне под ноги кинулось три крупных паука. ОЧЕНЬ крупных паука. Ох, я и забыла про выкормышей Мя – сторожевых ананси 32 ! Этих трех красавцев Тихонькому подарил кто-то из торговцев запретными видами животных, поскольку мало у кого хватает выдержки терпеть рядом арахнида, размером со среднюю собаку. Паучкам грозила гибель от голода и обезвоживания, но вот, поди ж ты, Мя выходил и взлелеял тварюшек. И те выросли в справных сторожей, одним только своим видом способные любого повергнуть в состояние ступора.
32
Ананси (зап.афр.) – культурный герой, предстающий в облике паука. Здесь: сторожевые пауки-оборотни, обладающие достаточно развитым интеллектом и поразительной преданностью хозяину.
Ананси взяли меня в кольцо и дружно встали в угрожающую позу: две пары конечностей вверх, хелицеры – вперед, брюшки подрагивают, готовые выбросить липкие прочные тенента. Я почувствовала, что волосы на загривке встают дыбом, а правая рука чуть не потянулась к мечу. Не то, чтобы я боялась пауков. Однако, у кого хочешь нервы начнут пошаливать от зрелища ядовитых паучьих «зубов», длиной почти в ладонь.
Буцефал и не подумал поспешить мне на помощь, полностью сосредоточенный на ощипывании верхних листочков приглянувшегося куста шиповника.
– А-аа, Дем Санд, душечка! Таки это ты! – раздался от домика скрипучий голосок. – Ой, а я все думаю, куда мои деточки так заспешили.
– И тебе доброго дня, Тихонький, – стараясь отслеживать всю троицу пауков, громко отозвалась я. – Не отзовешь своих… шалунишек, а то у меня денек выдался не из простых.
– Да будет тебе, душечка! Мальчики тебя и лапой не тронут! – Из овальной двери донеслось довольное хихиканье. Потом раздался переливчатый свист, резкий, хлестнувший так, что даже уши на несколько секунд заложило. Ананси, не меняя вздыбленных поз, развернулись в сторону дома и резво припустили на свист, размахивая на бегу вскинутыми передними ногами. Смотрелось даже забавно…
– Ну, заходи, заходи, золотце, – позвал меня тот же скрипучий голос. – Ты же знаешь старого Мя: старый Мя не может прыгать за порог и обратно, как глупый мальчик!
– Да-да, иду, – пробормотала я, быстро шагая по дороже и на всякий случай присматриваясь к зарослям шиповника. Кто его знает, может с момента моего последнего визита Тихонькому карманного Цербера или ручную гарпию подарили.
Миновав входную дверь, которая, кстати, никогда не затворялась на засов, я ступила в прохладную тень обиталища Тихонького Мя. Весь первый этаж дома занимала одна большая комната, заставленная стеллажами, столиками, тумбами, на которых в немыслимом изобилии стояла коллекция всевозможных диковин, среди которых рог единорога был сущей безделушкой. Стен так же невозможно было разглядеть за полками с книгами, свитками, кипами каких-то пергаментов и рядами разнокалиберных сосудов. С потолка свешивались гирлянды сушеных трав, так же частей тел разнообразных созданий, включая кости, перья и пучки волос. Среди всей этой «мишуры» тут и там выглядывали кованые фонарики в виде шаров, звезд и замков. И стоило большого труда не зацепить макушкой один из этих светильников или многочисленные трапеции и веревочные лестницы, так же спускающиеся с потолка. Я вздохнула. Творческий бардак – это самое слабое определение для творившегося в жилище Тихонького Мя. И из года в год это хаос разрастался, чудом не разваливая домик и не выпирая через окна наружу. У хаоса между тем имелся центр – огромный овальный стол, выделяющийся тем, что его столешница цвета слоновой кости была девственно чиста. На ближнем ко мне краешке стола и умостился хозяина дома.
– Санда, радость моя! – обрадовано воскликнул Мя, широко разводя руки.
Я начала улыбаться. Перешагнув гору не поддающегося классификации хлама на полу, я приблизилась к столу и наклонилась. Тихонький Мя обхватил меня за плечи руками, за пояс – ногами и ухмыльнулся во весь рот, обнажив острые передние резцы. У незнакомого с ним могла бы и истерика случиться. Внешностью Мя очень сильно походил на руконожку ай-ай, страхолюдненького примата моей исторической родины. Такая же вытянутая мордочка, огромные круглые глаза, редкие вздыбленные волосы над большими вытянутыми ушами. Уши, кстати, не торчали вверх, а находились чуть не параллельно узким плечам Тихонького. И конечно, пальцы – неимоверно длинные, похожие на паучьи лапки, цепкие и подвижные. Они словно жили своей жизнью, постоянно перебирая, трогая, щупая.
Вот и сейчас пальцы всех четырех конечностей Мя путешествовали по моей голове и телу. А их хозяин довольно щурил коричневато-красные глазища поверх изящнейших круглых очков, чудом державшихся на его переносице. Переносица была небесно-синего цвета, удивительно сочетаясь с серебряным блеском оправы.
– Ой, таки удиви старого Мя, душечка, – отстранившись, проскрипел он и погрозил мне одним из своих пальцев. – Да не уж-то ты просто в гости? Без погромов и мордобития? Да не смеши мою шапочку!