Демократия по чёрному
Шрифт:
Гораций Гинзбург сидел в своём любимом кресле и курил сигареты «Индепенденс». Попыхивая ароматным дымом, всасываемым через новомодный сигаретный фильтр, он медленно выпускал клубки изо рта, размышляя о деловой встрече, которая должна была состояться прямо сейчас.
Долгожданный визитёр уже входил в здание, провожаемый дворецким. Ещё раз повторив про себя все свои вопросы, а также ответы на возможные встречные вопросы, Гинзбург встал из-за стола и направился прямо к гостю, входящему в кабинет.
Сильно
— Присаживайтесь, — хозяин обвёл широким жестом вокруг стола, где разместились разнокалиберные стулья, на разный вкус и размер. По тому, какой стул выбирал его посетитель, Гинзбург мог определить примерный характер своего будущего делового партнёра. Посторонние люди в его кабинет не допускались.
Фон Штуббе выбрал стул с высокой и строгой резной спинкой и жёстким сиденьем, но задрапированным необычной расцветки тканью. Усевшись на нём, он приготовился внимательно слушать хозяина кабинета, отставив правую ногу далеко вперёд, и положив правую руку на столешницу стола, а сам при этом чуть откинулся назад.
Гораций уселся обратно в своё удобное мягкое кресло, с жёстким профилем, и начал беседу, уже примерно представляя характер собеседника.
— Феликс фон Штуббе? Я Гораций Гинзбург. Но, да вы уже, наверное, заочно со мною познакомились.
Они обменялись ничего не значащими любезностями.
— Вы, наверное, теряетесь в догадках, зачем я вас позвал к себе?
Феликс кивнул.
— Ну что ж, не буду больше пытать вас неизвестностью.
— Вы знаете Фиму Сосновского?
Феликс задумчиво нахмурил свои брови, вспоминая, пока его память не подсказала, кто это.
— Вы имеете в виду беглого банковского работника, оказавшегося в Африке? Лет 20–25, некогда бывшего круглощёким крепышом среднего роста, скорее толстым, чем худым. Но месяцы лишений изрядно потрепали его.
— Да, несомненно, ему двадцать два, и он точно подходит под ваше описание. Где вы его видели?
— В Дуале. Германский Камерун.
— Однако…, куда закинула судьба непутевого племянника, — посетовал Гораций.
— А что, он ещё что-нибудь натворил?
— Нет-нет. Наоборот, он вернул потраченные деньги, да ещё и с процентами. Откуда у него деньги?
— Мамба дал, — философски проговорил Феликс.
— Вот как? А я надеялся, что он их заработал!
— А он их и заработал. Это кредит доверия. Мамба щедр, и не жаден. Он верит людям!
— А если люди его обманывают? — вкрадчиво поинтересовался Гинзбург.
— Тогда они умирают.
— А деньги?
— Деньги по обстоятельствам. Я же говорю, вождь чернокожих Мамба не жадный,
— Так, так, так, это хороший деловой партнёр. Цепкий, так сказать. А много ли у него денег?
— Денег у него, как таковых, нет, но он предоставляет возможность их зарабатывать! И многие этим пользуются.
— И что, много людей этим воспользовались и обманули?
— Воспользовались многие, обманули, пожалуй, я не знаю никого.
— Как так?
— Понимаете, — и Феликс придвинул свой стул поближе к столешнице, на которую положил обе руки.
— Этот вождь, он унган, колдун, по нашему, и…
— Уважаемый…, давайте не будем про мистику. Я знаю, что те, кто побывал в Африке и других дальних странах, излишне мистифицированы, сказывается специфический род занятий и зависимость от удачи, но банкир, это прежде всего трезвый расчёт, и не зашторенный различными предрассудками разум.
— Я с вами полностью согласен. Тогда кратко. Никто не желает обманывать вождя. Потому что это невыгодно. Тот, кто доказал ему свою преданность получит намного больше того, что предложат за предательство. Да и нет ни у кого желания быть перед ним предателем, обстоятельства, так сказать, не позволяют.
И Феликс невольно вспомнил отрезанные головы, развешанные на пиках возле хижины Мамбы, а также его чудовищное, в своём мрачном великолепии, копьё.
— Значит, вы уверены, что ваш чернокожий вождь надёжный и ответственный, мммм, человек.
— Я это не утверждаю… я в этом уверен. И Фима Сосновский уверен в этом тоже.
— Хорошо, чем сейчас занимается мой племянник?
— Он основывает свой банк.
Гинзбургу сначала показалось, что он ослышался. Тогда он переспросил, но ответ Феликса был таким же.
— Вот как. Малыш решил взяться за ум, а чем он будет подкреплять свои векселя?
— Золотом и алмазами, а также, честными обязательствами.
— Ну, давайте будем серьёзными. Какие честные обязательства? И потом, кто всерьёз будет воспринимать чернокожего вождя, с его диким банком, пусть и основанным на земле португальской колонии, и основанный белыми. Это чушь!
— В будущем обстоятельства будут, как никогда, серьёзными. Особенно, когда вокруг бушует война, а по Африке разгуливают тысячи хорошо вооружённых и организованных негров.
— Не знаю, не знаю, но, впрочем, вы меня убедили. А Фима не просил вас попросить у меня помощи?
— Нет, не припоминаю, — ответил Феликс, — расставаясь с ним, я только слышал его невнятное бормотание о том, что он всем докажет и покажет, ну и его сжатые в кулаки руки, и очень целеустремлённый взгляд. Думаю, вы сами выйдете на него, когда узнаете и услышите о нём в газетах.