Демократия по чёрному
Шрифт:
Успокоившись, он снова внимательно перечитал все письма, доставленные почтовым пароходом, прибывшим на днях в порт Момбасы. Основной смысл текстов был таков.
«Доложить всю информацию о чернокожем вожде, и принудить его к сотрудничеству любыми способами». Вот только, где его искать, этого вождя. Конечно, если тебя уже объявили виновным в сотрудничестве с ним, то надо либо уничтожать сам объект, ставший проблемой, либо, действительно, его курировать, и управлять им, и никак иначе. Се ля ви, как говорят лягушатники.
Подумав, он стал сочинять ответ. Исчёркав черновую бумагу, он схватил с открытой коробки
Схватив перо, с железным наконечником, он положил лист белой бумаги перед собой, и стал писать ответ.
Не оправдываясь (это бесполезно), в письме, он кратко изложил своё видение возникшей проблемы, и пути её решения, присовокупив к этому список требуемого. Это было, в основном, оружие устаревших систем, тесаки и деньги, ну, и всякая мелочевка, вроде комплектов одежды.
Закончив официальное письмо, он запечатал его тремя сургучными печатями, прижав свою личную, и вызвав посыльного, отправил его на почтовый пароход. Уже будучи дома, он принял у себя, бывшего проездом и следующего в Индию, фабриканта, с дворянскими корнями, сэра Мэтью Коллинза.
Обменявшись условными знаками при приветствии и рукопожатии, они уточнились с принадлежностью к определённой организации, и с рангом, занимаемым в ней. Вествуд оказался намного ниже.
— Чем могу быть вам полезен, — спросил полковник у своего гостя, после обмена обязательными любезностями, принятыми в приличном обществе.
— Наш разговор касается того объекта, которым владеет, некий чернокожий субъект, Вам… прекрасно известный.
— Я понял. Не могли бы вы поподробнее осветить вашу мысль, в черноте моего незнания.
— Могу. Ведь мы здесь одни?
— Несомненно. Я не держу белую прислугу. Она у меня вся чёрная, и живёт не в доме, а в пристройках к нему. Сейчас они все удалены из дома. Я вас внимательно слушаю.
— Хорошо. Наш человек был в рядах войска Эмин-паши, и видел, непосредственно, сам объект на поясе вождя дикарей.
— Не могли бы вы выражаться яснее. Я знаю о проекте «Мир Богов».
— Тем проще, — с нескрываемым облегчением произнёс Коллинз.
— Вы знаете, со времён Христа, церковь собирает все реликвии, когда-либо созданные, как в то чудесное время, так и намного позже. Чаша Святого Грааля, плащаница Христа, пояс Девы Марии, терновый венец. Гвозди Креста Господня, копье (власти) Лонгина, пронзившее его тело. Первые экземпляры Библии. Все те предметы, о которых распространяется молва, о чудодейственной силе их, позволяющей владеть и управлять миром, например, Печать Соломона.
— Мы собираем их, и используем в своих ритуалах. И уже добились определённых успехов, но, божественных предметов катастрофически мало, и наши эмиссары добывают любую информацию об этом, а также возможность их получения.
— Что вы можете сказать о кинжале, с рукоятью в виде головы римского орла, которым владеет чернокожий вождь?
— Ничего! Кроме самого факта его наличия.
— Нашему агенту не удалось разглядеть его обнажённым, но и той информации, которую он получил, разглядывая вблизи ножны и форму рукояти кинжала, нам было достаточно. Пока это только догадки. Нам необходимо его получить. В вашем распоряжении наши наличные средства, необходимые,
— Как только вы сможете это сделать, оповестите меня, любым возможным способом. Пароль, и способы передачи информации, вы знаете. Я буду, с нетерпением, ждать.
Посидев ещё час, и выпив вместе с Ричардом четверть бутылки шотландского виски, сэр Коллинз откланялся. На этом они расстались. Вествуд только хмыкнул про себя, узнав о деле, ради которого его посетил один из представителей верхушки организации, в которую он вступил ещё в молодости.
Всем нужен этот вождь, а мне вот нет. Дойдёт ещё очередь до него, а пока, пришло время отдохнуть, и он ушел в свою комнату, где его давно ожидала чернокожая рабыня, выбранная им для отдыха и развлечений. С ней он и провёл оставшееся до сна время.
Я сидел верхом на верблюде. Да, мне подарили и доставили, перетащив, через все болота, и проведя через горы и джунгли, верблюда. Князь я, или не князь! Этот экземпляр щеголял одним горбом, и жёлтой шкурой. Был он жилист и свиреп. И запросто кусал любого, кто подходил к нему, с какой-либо надобностью. Включая и меня. Верблюду было глубоко наплевать, как в прямом, так и переносном смысле, на мою сущность.
Он был верблюд, выживший в тяжёлом пути, а я, всего лишь негр. У него были четыре ноги, а у меня — две, и он с презрением, первое время, смотрел на меня, жуя свою жвачку из колючих растений. Прикол у него такой, жрать не обычное сено, а обязательно колючки. Привык, видимо, но терпение и труд, всё перетрут, и я добился, всё же, его снисхождения. И теперь, мне не надо было подолгу его уговаривать встать на колени, чтобы я смог на него взгромоздиться. Он делал это сам, по команде, исходящей только от меня.
С вышины его крупа, где я сидел в специальном седле, мне прекрасно была видна картина тренирующихся воинов, атаковавших друг друга, и отрабатывающих приёмы с оружием. Оружия у меня теперь хватало, как и проблем с воинами, ломавшими его постоянно.
Все магазинные итальянские винтовки были складированы, и надёжно закрыты от жадных глаз, кого бы то ни было. А все трофейные и купленные, находились на руках.
Меньше всего у меня было винтовок маузер, а больше всего французских, вот ими-то мы и воевали, а ремингтоны и маузеры лежали, пока, на складах. Сейчас у меня было десять пулемётов Максима, четыре горные пушки, с половиной боезапаса к ним, пятьсот исправных револьверов, и тринадцать тысяч однозарядных винтовок, а к ним, вдобавок, пять тысяч магазинных, с магазином по пять патронов.
А вот воинов, было намного меньше, чем оружия. Две тысячи испытанных воинов, тысяча молодых бойцов, и сотня лучших диверсантов, вооружённых короткоствольными двустволками, называемыми «лупарами», и, вдобавок к ним, револьверами. Револьверов было по два на брата, у тех, кто не имел ружья, и по одному, у тех, у кого было ружьё.
Командовать ими я назначил пигмея Жало, так хорошо зарекомендовавшего себя в партизанской и диверсионной войне. Карьеру он не стремился сделать, так что командир сотни, это его устраивало, мне же и лучше.