Демон Эльдорадо
Шрифт:
– Здесь, – выдохнул он. – Ачума готова?
– Сейчас, сейчас, еще чуть-чуть!
Мальчишка уже забросил в котелок с кипящей водой темно-зеленые расплывшиеся куски кактуса и помешивал их палкой. Аталаю было видно, как он трудится, через низкий подоконник. Вместе с уверенными действиями лекаря и к нему пришло душевное успокоение.
Уймун нашел магический шип, что тянет из него силы, и сейчас обезвредит орудие врага…
Мальчик принес полную чашу горячего, истекающего терпким духом напитка, и тепло от донышка проникло через толстое шерстяное пончо, которым укрылся верховный
Он услышал мягкие ритмичные удары в плоский барабан, обтянутый змеиной шкурой, и звук трещотки. Добрые духи закружились вокруг Аталая, и лекарь стал помогать им, «всасывая» ядовитый шип с помощью своей древней свистульки. Но на этот раз она протяжно, с надрывом шипела, будто старуха на ложе смерти. Обжигающая струйка кактусового отвара пролилась на язык Аталая. Он почти захлебнулся, закашлялся, но протолкнул жидкость через горло.
Черный дух Уакарана внутри него стал съеживаться, корчиться и выть от ужаса.
Время неуклонно приближалось к вечеру – в лесу на холме сохранились только узкие полоски света от заходящего Солнца. Скоро должно было совершенно стемнеть, но только спустя еще половину шестицы снизу, торопясь вернуться к хозяевам, появится их восьминогий помощник. А незадолго до этого он пробежит вниз, чтобы забрать у бородатого Алекоса оружие, способное с легкостью резать камень.
Кетук без устали вслушивался в шум со стороны строительства. Недалек день, когда последний камень будет положен на вторую стену, а проточенное водой русло в обход преграды будет завалено, чтобы вода стала падать с высоты на медный круг с лопастями.
Все вокруг было спокойно. По причине плохой погоды сборщиков хвороста было не так много, как обычно, и все они после полудня уже не появлялись в лесу. И ничем не тревожимый Кетук чем дальше, тем больше погружался в собственные мысли. Он вспоминал собрание общины и Арику, вчерашнюю церемонию восхождения девственниц на холм и радость толпы.
И вчерашняя ярость, глубоко спрятанная под спокойной личиной Кетука, едва не разорвала его изнутри, но Арика, к счастью, к тому моменту уже скрылась за спинами таких же девушек.
– Мы вернем их, – прошептал ему на ухо Унако, пользуясь ревом горожан.
– Мне нужна только Арика…
– Значит, получишь только ее. Вот станешь десятником – и заживете в своем доме рядом с кварталом знати.
Кетук вспомнил, как принимал участие в церемонии назначения десятника, вскоре после возвращения войска из похода. Должность освободилась, когда прежний военачальник погиб в сражении. В казарме собралась сотня воинов всех младших рангов. Были приглашены музыканты со священными тростниковыми флейтами и горнами, вырезанными из раковин.
Лекарь рассыпал на сухом пальмовом листе желтый комковатый порошок, и все вдохнули его по чуть-чуть через соломинки. А иначе как услышишь зов предков? Воин бессмертен, каждый знает об этом, но только благодаря видениям прошлого и потустороннего в этом можно убедиться своими глазами…
Кетуку явились могучие предки-аймара с выщербленными палицами, пращники с побитыми каменными шарами на поясе и копьеносцы – они тянули свою песню победы вместе с живыми музыкантами.
Потом они благословили будущего десятника на ритуальный поединок со священной пумой. Совершая акт «жертвоприношения» – а также покорения врага, – солдат обозначил вокруг мнимого противника танец смерти и «поразил» переодетого жреца копьем. Чем и заслужил красную накидку с прикрепленными к ней золотыми бляшками и перьями горного орла. Надевать ее предстояло только во время праздников.
И уже потом чича разлилась весенней рекой.
Кетук сбросил с глаз образы прошлого и сосредоточился на тропе. Унако обещал прикрыть его отсутствие с помощью своих высоких сообщников… Когда слуга богов с волшебным оружием побежит обратно, самое время для охраны сгонять строителей в колонны и препровождать в Тайпикала.
Кетук старался не думать о том, что будет, если десятник не предупрежден о заговоре и устроит поиски своего солдата среди холмов.
Слева послышался слабый шорох, и Кетук вжался в ледяную землю. Напрягая глаза, он рассмотрел черную многоногую тень, что споро промелькнула между елями, вызвав слабый шелест нижних ветвей. Молодой солдат выждал еще десяток-другой быстрых ударов сердца и вылез из распадка. С одежды посыпались иглы.
Медлить не стоило. Ни о чем не думая и целиком положившись на «животные» умения, Кетук вышел на тропу и встал сразу за ее поворотом, так чтобы слуга богов наткнулся на человека неожиданно для себя. Если, конечно, его можно застать врасплох таким нехитрым способом. На руку воин намотал ремень пращи, заряженной камнем. Далеко кидать его не придется, так что одного резкого взмаха руки будет достаточно.
Ноги у Кетука подгибались от ужаса, но он старался держаться прямо и до рези в глазах всматривался во тьму. И слушал ее так напряженно, что почти понял слова, выкрикнутые кем-то возле плотины.
Но все же появление прямо перед ним ужасного многонога было внезапным. Вынырнув из мрака, тот ударил Кетука и повалил его на спину. Рука солдата взметнулась в привычном движении, и тяжелый камень с лязгом врезался в брюхо божественного помощника. В следующее мгновение Кетук всем телом упал на тропу и скорчился от боли. Проклятая тварь, казалось, раздробила ему колено своей жуткой суставчатой ногой!
Солдат простонал сквозь зубы проклятие по адресу всех демонов преисподней.
Разум у него почему-то еще не отключился. Кетук подтянул к себе пращу – она была пуста! Камень, конечно, выпал из нее, но ведь остались еще и другие, добраться бы только до поясной сумы.
Внезапно Кетук ощутил прикосновение чего-то твердого к животу и замер, не в состоянии пошевелиться. Все было напрасно… Сейчас острая, словно клинок, лапа металлического божка войдет в тело воина, карая того за преступление. Черная угловатая тень «паука» нависла над Кетуком, молчаливая и холодная как сама смерть.
Однако ничего подобного не случилось. Вместо того чтобы примерно покарать преступника, слуга богов переступил лапами и оказался в двух шагах перед лежащим человеком. По его краю зажегся бледно-синий свет, озаривший пятачок света и скорчившегося на хвое Кетука.