Демон-Хранитель
Шрифт:
— Что это за здание? — прошептала я, когда мы вплотную подошли к нему, в высоту оно также казалось бесконечным.
— Это тюрьма, великое сооружение великого Сатаны, его творение, которым он бравирует перед всеми и которое позволяет ему просить у Создателя бесконечные преимущества для своей адовой империи, — еле слышно проговорил Джек.
Я заметила, что он вздрогнул, и меня озарила внезапная догадка — ангел когда-то был здесь, поэтому так хорошо знал это место.
— Как мы попадём внутрь? — снова спросила я, вглядевшись в его мрачное лицо, таким суровым и трезвым я не видела его никогда, в этот момент я верила, что он ангел — воин света. — И как узнаем, что Солидафиэль
— Здесь, я чувствую его, — ответил Джек и чуть сжал мою ладонь, как будто оправдываясь, — а попасть внутрь мы сможем только тогда, когда я поменяю цвет моих крыльев.
Он оттолкнул меня от себя. Мужчина заметно задрожал, а его оперение стало иссиня-чёрным — передо мной предстал демон, демон Джек. Я ещё сильнее отшатнулась от него, а он улыбнулся.
— Джек, ты на самом деле демон? — осторожно спросила я, опасаясь приближаться, ещё сильнее запутавшись.
— Нет, — тихо проговорил он, боясь ещё раз испугать меня, — но мы можем менять цвет крыльев… на время…
— Это хорошо, потому что два демона на одну душу — не слишком ли? — сострила я, слабо улыбнувшись, и услышала усталый смех своего ангела.
Он подал мне руку и тихо прошептал:
— Ничего не бойся, никому не верь и не говори, пока тебя не спросят.
Неторопливым и печальным шагом мы продолжили своё движение к этому последнему мрачному приюту, к юдоли печали и обречённости, к месту, где сейчас томился Солидафиэль, мой любимый демон-хранитель.
Орфея и Эвридик. Часть вторая
Внезапно я почувствовал, что головная боль и звон в ушах прекратились так же резко, как и возникли. Подскочив на месте, начал метаться по клетке, как лев в неволе. Меня одолевали мысли, диапазон которых метался от того, что она опять вляпалась в неприятности с присущей Джен виртуозностью, до того, что я уже мог опоздать. Последнее меня крайне беспокоило, загоняло моё мышление в ступор, заставляло хаотично бредить наяву.
Глазами обвёл «привилегированную» камеру и от досады стукнул кулаком о решётку. Я бессилен, особенно в наручниках с нанесёнными на них пентаклями, с тайными заклинаниями, которые они содержали, как невидимыми путами сковавшими меня. Я всё сильнее погружался в отчаяние от того, что могло произойти с моей девочкой, пока пребывал здесь.
Я встрепенулся и приободрился, почувствовав приятное покалывание по всему телу. Как будто руки Дженнифер ласкали меня. Это обрадовало и ужаснуло одновременно. Обрадовало, потому что это означало близкое присутствие Джен, ужаснуло, потому что это означало одно — она умерла. Я простонал от бездействия: уж лучше бы находился в гуще событий, в самой её середине, в битве, среди вооружённых до зубов воинов, мог бы руками рвать их тела на части, упиваясь видом крови и своей силой, силой противников, мощью самой битвы. Но вынужден сидеть здесь и ждать милости от Сатаны и суда, который, конечно же, не поймёт и осудит. Добро и зло, ангелы и демоны, стороны перемирия. Никто ничего не соблюдал: ангелы грешили, демоны творили благие дела. Почти никто не придерживался общепринятых правил, разве что исключение мог составить ангел Федорио. То, что положение дел надо было менять, понимали все: и Творец, и дьявол. Только кто же захочет отдать свою власть? Вопрос всегда упирается в осознание того, что за этой системой стоят две силы, которые равны друг другу. Конечно, Создатель есть Создатель, и Сатана — такое же его творение, только отринувшее власть и отпадшее от божественной любви, тысячелетиями воевавшее и противостоявшее ему. Но бесконечно воевать, неся безмерные потери с обеих сторон, невозможно. Легионы ангелов и демонов сгинули. Небеса опустели. Почти. В ознаменование перемирия Сатана
Но у перемирия появилась ещё одна сторона: демоны и ангелы стали вступать в противоестественные их расам связи друг с другом, чего раньше не было. Перемирие наложило вето и сурово карало отступников. То же самое касалось и отношений с людьми.
И мы с Дженнифер тоже вне правил, и, как поступит суд, неизвестно. Так не должно быть, но случилось. Я любил её, хотя не знал этого чувства. Или всё же ведал? Память выхватила то, что вспомнилось мне, когда я впустил Джен в моё место: нежные руки матери и её белые крылья, крынка вкусного молока и тепло отчего дома, который в моём представлении являлся безжизненным. Почему крылья белые, и откуда моя уверенность в том, что эта красивая и добрая женщина — моя мать?
Я прикрыл глаза, ощутив, как покалывание стало сильнее. Мне оставалось только ждать — неизвестно чего, тому, кто привык действовать. Я потёр шрам на шее, всё-таки без привычных ремней было немного не по себе, но я знал, что больше их не надену по доброй воле, Джен освободила меня от них, приковав к себе посильнее, чем исполнение обязанностей хранителя, посильнее, чем сила наручников, сильнее всего, что знал. И я склонился перед её силой, которая пребывала в её хрупком существе. Я любил её и скучал по ней без меры.
В дальнем конце коридора звякнули ключи, и я услышал топот ног двух существ. Они приближались к камере, где находился я, и наконец смог увидеть. Увидеть и ужаснуться, потом обрадоваться, потом снова ужаснуться и умереть на месте, возродиться и снова обрадоваться. Это были непутёвый ангел Джек и, собственно говоря, сама Дженнифер. Девушка ринулась к решётке в нетерпении, и я тоже, наши руки соприкоснулись и тесно переплелись. Мы смотрели друг на друга, не отрываясь, пока Джек справлялся с замком. Она мне широко улыбалась, а в огромных глазах стояли слезы. Не мог оторвать от неё взора, притянул к себе и упёрся лбом в её лоб. Она уже не сдерживалась и рыдала.
— Дурочка, что ты сделала, чтобы оказаться там, где тебя быть не должно? — прошептал я нежно, погладив её по затылку, прижав к себе через решётку.
Она поцеловала меня, и мои сухие губы напоила влага её слез. Я сжимал её в объятиях всё сильнее, чёртова решётка мешала чувствовать её тепло. Джек, как назло, копался неоправданно долго, один за другим подбирая ключи к замку камеры. Наконец она распахнулась, и я, подняв руки вверх, пропустил прильнувшую ко мне девушку. Теперь нам не мешало ничего, кроме обстоятельств, складывающихся не в нашу пользу, и я буквально смял её тело. Я услышал, что она вскрикнула, и ощутил губами, как улыбнулась. Мы с трудом дышали и смотрели друг на друга, не посмев отвести взгляд, обретшие, думавшие, что потеряли. Невозможно оторваться, невозможно отпустить. Из плена тепла её мягкого тела, медовых губ, завораживающих глаз меня вырвал нетерпеливый и очень шумный вздох ангела. Мы рассмеялись и с сожалением слегка отошли друг от друга.
— Надо убираться отсюда, — проговорил он быстро, оглянувшись на пустой коридор.
Я кивнул ему, и мы быстрым шагом прошли по коридору до лежащего на этом этаже демона-охранника. Я усмехнулся, увидев его бессознательное тело.
— А я не знал, что в тебе столько дури, ангел, — проговорил я и расхохотался, видя, как он пытается найти ещё ключи.
Джек непонимающе взглянул на меня и, улыбнувшись, произнёс:
— Дык, это не я, — и посмотрел на Джен тепло.
Я вскинул на девушку изумлённый взгляд и победоносно улыбнулся, шепнув ей на ухо, приласкав всю взглядом, рассеяв мурашки по её телу: