Демон-Хранитель
Шрифт:
Сатана хитро осклабился. Я хмыкнул, но в душе у меня всё перевернулось: мне нужно обратно к Дженнифер, я опасался, что наркоторговцы доберутся до моей девочки. Я холодел только от одной мысли, что с ней может случится без меня, с Джен, которая вечно влипала в неприятности. С ней был Джек, но от него никакого толка. Что он мог бы сделать, чтобы отвести от неё неприятности, как смог бы помочь ей? Я пока просто ещё не знал, на что была способна человеческая душа, воспитанная любящим её демоном…
Константин заметил нездоровый огонёк в хитро прищуренных глазах Сатаны и тоном, в котором чувствовалась
— Под вашу ответственность, Сатана, если Солидафиэль исчезнет, перед судом окажетесь вы.
Сатана, довольно улыбнувшись, чуть склонил голову. Я знал, что он уже предвкушает моё освобождение. Константин тоже это заметил и поэтому, посмотрев на Федорио, кивнул тому. Перспективный ангел мотнул головой в ответ и отошёл к высокому шкафу, выудив оттуда наручники. Я знал, что это такое, и тихо прорычал. Сатана досадливо цокнул языком и нервно дёрнулся.
— Зачем это? — спросил он, выдавая себя с головой.
Константин криво улыбнулся и, посмотрев на Федорио, дал тому знак. Ангел подошёл ко мне и, посмотрев в мои глаза, прошептал одними губами: «Прости». Я хотел оказать сопротивление, но не смог, на моих безвольных руках оказались наручники. Я видел, как на них вспыхивали и перекатывались, как лава, древние заклинания, которые не дадут мне возможности сбежать на Землю, надёжно приковав меня к небесам. Бросив гневный взгляд на Сатану, я буквально испепелил его только одним взором. В ответ получил не менее красноречивый взгляд. Тот лихорадочно соображал, что он может сделать для моего скорейшего освобождения.
— Теперь вы можете уводить Солидафиэля, Сатана, — произнёс ровным тоном Константин.
Но потом ангел обратился ко мне, его тон был намного мягче и уважительнее, когда он заговорил со мной:
— Мне жаль, Солидафиэль, вы — прекрасный бессмертный, но таковы правила, и я надеюсь, что суд решит всё по… справедливости.
Слово «справедливость» молодой ангел произнёс с каким-то нажимом, как будто он мне пытался что-то этим сказать, как будто в этом крылось двойное дно. Я с искренним интересом взглядом окинул его лицо, которое на мгновение стало открытым, но его быстро вновь заволокло дымкой непроницаемости.
Я, всё ещё озадаченный последней реакций Константина, до трепета обеспокоенный за безопасность и жизнь Джен и злой на придурка Сатану, был выведен им из кабинета. Мы молча шли по коридорам Дворца перемирия. Встречавшиеся бессмертные обеих фракций смотрели на нас обеспокоенно, многих я знал, они здоровались со мной, искренне поддерживая, что читалось в их глазах. Я улыбнулся, понимая, что всё-таки приобрёл авторитет и уважение за долгую службу, пусть мы с противоборствующей фракцией воевали на разных сторонах.
Я бросил мрачный взгляд на Сатану, для которого сделал в миллион раз больше, но так и оставшись рабом, наивно полагая, что только сила решает всё. Но когда, сам того не ведая, дьявол в нужный момент избавился от меня как от ненужной вещи, подставив, обвинив в том, в чём сам был повинен, тогда он не знал, да и я, собственно, тоже, что, спустившись в самый низ демонической карьерной лестницы, привязанный к земной человеческой душе, я пойму, что только сила ничего не значит.
Искрящиеся неподдельным счастьем в моём присутствии
Я, злобный, древний демон, сделавший когда-то свой выбор, падший с Сатаной, видевший перед своим взором только тьму, наказанный за это извечным отчаянием и унынием, не помнящий родства ни с кем, не знающий ничего из своей прежней жизни, суровый воин, убийца, не ведавший жалости, признающий только одного хозяина — Сатану, который склонил в услужение себе силой, я упал к ногам Джен, потому что она привязала к себе, не привязывая, я полюбил её, отозвавшись на движения её прекрасной души, потому что она полюбила меня, постепенно исцелив то, чего, я думал, у меня нет — мою душу. И я подарил девушке её часть, воспоминание об уголке, где я когда-то был счастлив, единственный осколок памяти, при этом оказавшись в смятении, увидев, что это место стало оживать в её присутствии, как память стала отдавать мне рваные клочки жалких листков для восстановления своей книги полностью.
Ощутив нестерпимый жар преисподней, учуяв гнусно пахнущие пары серы, услышав стоны страждущих душ и увидев невесёлую улыбку хозяина этих мест, я ринулся вниз, расправив свои крылья, попав в нестерпимо обжигающий поток, всё же чувствуя радость от полёта, пускай и в пропасть, пускай в ад, пускай в неизвестность, пускай в тюрьму. Уловил чутким слухом, как рядом трепетали чёрные крылья Сатаны.
Ступив голыми ступнями на горячую бесплодную землю своей родины, я ощутил знакомую боль. Ориентир моего вечного существования. Мрачно хмыкнул и обернулся к бывшему хозяину.
Он молчал, и я тоже. Снова движение, огненный воздух ада раздражал лёгкие, привыкшие к кислороду земной поверхности, а также разнообразным запахам, цветам, звукам. Я ощутил такую беспросветную безнадёгу этого места, что мне захотелось волком выть: однообразие и обречённость вновь стали здесь мне моими спутниками, привычно, словно не было тех лет отсутствия, пристроившись на плечи, почти согнули меня пополам.
Мы с Сатаной зашагали в самое пекло: в адову тюрьму. Это его гордость, его детище, его возможность торговаться с Создателем, требуя разнообразных преференций для себя и своей фракции — ада.
Мы шли возле клеток с обречёнными, протягивавшими мне свои руки, с иссушённой жёлтой кожей, облеплявшей скелет и без того худые пальцы, запястья и предплечья. Такая участь ожидала и меня. Я нисколько этим не озаботился, в голове мерным набатом стучала мысль о Джен. Мне надо вернуться к ней, мне надо быть с ней, я должен защитить её. И я безумно скучал. Мы зашли с Сатаной в тесную камеру, более-менее приспособленную к существованию в ней.
— Лучшая, — не к месту произнёс Сатана, поводив глазами по загону, и осёкся под моим гневным и злым взглядом.