Демон Максвелла
Шрифт:
Затем Бадди произносит «шестьдесят», и мы с радостными воплями отпускаем малыша. Помеченный теленок вскакивает на ноги и улепетывает сквозь проход, а наша армия начинает наступать на следующего новобранца.
Если раньше я поражался, глядя на силу и подвижность Макелы, то теперь не могу нарадоваться на собственные. Одного за другим мы с легкостью хватаем и швыряем телят, а некоторые из них весят по двести фунтов. Под воздействием какой-то крохотной щепотки порошка. Я начинаю понимать, почему он был назван в честь присадки для гоночных суперсликов –
И женщины даже не подозревают, что мы торчим.
Дэви стоит у бочонка и потягивает пиво, поглядывая на нас с пораженческой ухмылкой. Он не делает ни единого движения, чтобы помочь нам, и широко улыбается лишь однажды, когда Перси выдвигает предположение о том, как можно было бы избежать всех этих усилий.
– Надо было скрестить всех этих телят с голубями, – он стоит, засунув пальцы за ремень, как голливудский скотопромышленник. – И получилось бы целое стадо самонаводящихся на дом коров.
Все разражаются смехом. Перси кричит, хлопает себя по ляжкам и подталкивает локтем Квистона. – Что скажешь, Квиззер? Самонаводящиеся коровы?
– Отличная мысль, – соглашается Квистон, всегда восхищающийся манерой поведения этого старшего пацана. – Но знаешь… по-моему, надо вернуться к пруду и вытащить эту тварь, которую обещал достать мой папа.
– Какую тварь?
– Чудовище.
– Ты прав, Квиз, – вспоминает Перси. – Пока не начало смеркаться. Вытащить его и заклеймить.
– Ты сказал – у водокачки? Там глубоко.
– Но я же донырнул.
– Да, пап. Перси донырнул.
Я встаю, огромный как башня, и оглядываюсь по сторонам. Похоже, все под контролем. Буколическая… пасторальная картина. Свежая кедровая стружка сверкает в лучах солнца как золотые монеты. Телята накормлены и спокойны. Огромное полотнище флага не столько колеблемо ветром, сколько само перегоняет воздух, как огромная рука, отгоняющая мух.
Бадди опускает замерзшее тавро в покрытую инеем лохань и смотрит на меня.
– Сколько еще? – спрашиваю я.
– Трое, – отвечает он. – Два маленьких абердинца и один упрямый монгол.
Я снимаю рукавицу и вытираю пот с пульсирующего лба. Я чувствую, что уже весь мокрый. Бадди пристально смотрит на меня.
– Здесь достаточно людей, чтобы закончить дело. Пойди и остудись. Заодно можешь поймать своего дракона. Вытащи его наружу.
Все наблюдают за происходящим. Я снимаю вторую рукавицу и обе отдаю Бадди вместе с арканом.
– Ладно. Сейчас мы извлечем эту Горгону.
– Йа-ху, дядя Дев! – вопит Перси.
– Йа-ху, папа! – вторит ему Квистон.
Вслед за мальчиками я миную клен, под которым Доббс организует свою импровизированную сцену –
– Привет! – приветствует он нас через микрофон. – А вот и наши гладиаторы. Возможно, нам удастся взять у них интервью. Скажите, ребята, как там обстоят дела на арене? Похоже, вы окончательно разгромили этих бедных телят.
– Мы их заморозили! – отвечает за меня Перси, выхватывая у него микрофон. – И сейчас предоставили возможность второму эшелону окончательно покончить с ними.
– Да, Доббс, – гордо добавляет Квистон. – А теперь мы идем за чудовищем, которое сидит в пруду.
– Вы слышали? Из кораля в черную лагуну без передышки! Давайте пожмем руки этим отважным ковбоям!
Со стороны дома раздаются приветственные крики женщин, которые готовят там картофельный салат. Доббс опускает иголку на следующую пластинку.
– В их честь, друзья и соседи, Боб Нолан и «Сыновья пионеров» исполнят свою бессмертную песню «Прохладные воды». Давай, Боб!
Доббс отключает микрофон и наклоняется ко мне:
– С тобой все в порядке, старик?
– Естественно, – отвечаю я. – Даже лучше, чем в порядке. Отлично. Просто хочу искупаться перед обедом. Так что пойду-ка догонять ребят.
Запах шипящего на противнях мяса и вправду вызывает у меня спазмы в горле, хоть я и не ощущаю голода. Все клеточки моего тела настолько переполнены энергией, словно в течение ближайшего десятилетия дополнительная им не понадобится.
Пруд блестит в лучах солнца. Мальчики уже скидывают одежду и швыряют ее на ромашки. С вершины холма я слышу торжествующие крики, оповещающие, что ковбоям таки удалось заарканить пятнистого монгола, и пьяный голос Доббса, подпевающий «Сыновьям пионеров» и утверждающий, что он – дьявол, а не человек, и сеет вокруг себя горящий песок и воду…
– прохла-а-а-адную, чи-и-и-истую воду.
Я знаю, что вода будет прохладной, но не настолько чистой, как хотелось бы. Даже когда вода не отсвечивала, водоросли и спирогира не давали ничего рассмотреть глубже, чем на расстоянии нескольких футов от поверхности. Я сажусь и начинаю расшнуровывать ботинки.
– Ну ладно, ребята, и где ваше страшилище?
– Я могу точно показать, – заверяет Перси, вскарабкиваясь на вершину водокачки. – Я нырну и найду его, а потом выпущу пузыри, чтобы ты смог его вытащить.
– А почему бы тебе самому его не вытащить?
– Потому что он слишком большой для ребенка, дядя Дев. С ним может справиться только взрослый мужчина.
Он надевает на глаза очки для подводного плавания и злорадно ухмыляется, как водяной, потом делает глубокий вдох и с торжествующим воплем ныряет в воду. Он разбивает блестящую поверхность, и мы видим, как он уходит вглубь, делая лягушачьи движения ногами. Вода над ним смыкается, и ко мне подходит Квистон. Я стаскиваю ботинки и джинсы и закидываю их внутрь водокачки. Потом прикрываю рукой глаза от солнца и всматриваюсь в неподвижную воду.